Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Официальных статистических данных по северокорейскому прокату в открытом доступе нет, но, похоже, одним из самых кассово успешных в его истории был советский фильм 1979 года «Пираты ХХ века», который, кстати, стал и самым кассовым фильмом за всю историю советского кинематографа. Читателям младшего поколения, которые едва ли видели этот фильм, можно напомнить, что речь там идет о моряках советского торгового флота, которые, используя разнообразные восточные единоборства и стреляя из пистолетов от живота, разносят в клочья базу пиратов где-то на острове в Тихом океане.
Пхеньянские любители более утонченного кино в 1980-е получили доступ к комедиям Эльдара Рязанова, в число которых входит и «Ирония судьбы», которая популярна в Северной Корее и по сей день. Хитами в КНДР стали шпионские ленты позднесоветской эпохи, снятые по мотивам многочисленных романов Юлиана Семенова. Эти фильмы сочетают в себе правильный идеологический посыл (отважные сотрудники КГБ разоблачают интриги империалистов) с глубиной проработки сюжета и многоплановостью, которые были просто недостижимы в северокорейском кино, ведь «империалисты» Юлиана Семенова совсем не похожи на одномерных волкоподобных «янки» из северокорейских фильмов.
Чрезвычайно популярны в КНДР также и индийские фильмы. Почти неизвестные на Западе, студии Болливуда выпускают массу мелодрам, которые пользуются огромной популярностью в Южной Азии и некоторых странах бывшего социалистического лагеря. Понятно, что индийские фильмы сентиментальны до приторности, что их герои одномерны, сюжеты наивны и предсказуемы, а диалоги примитивны. Однако в этих фильмах есть множество песен и танцевальных номеров, а также потрясающе красивые декорации и пейзажи, так что индийские фильмы могут служить идеальным эскапистским развлечением. Возможно даже, что сиропная слащавость индийских фильмов, которая раздражает западного и советского зрителя, делает эти фильмы еще более привлекательными для северокорейской публики, которая десятилетиями просуществовала на скудном рационе идеологически выдержанных лент местного производства.
«Это такое интересное кино – там вообще нет идеологии!» – вот наивысшая похвала, которой северокорейцы могут удостоить фильм. Конечно, любой социолог может заметить, что фильмов и, шире говоря, произведений искусства, в которых «нет идеологии», просто не существует в природе. Тем не менее корейцы давно устали от тех грубо и одномерно сформулированных идеологических постулатов, которыми их десятилетиями бомбардирует официальное искусство. Именно этой усталостью вызвана популярность контрабандных южнокорейских и иных иностранных фильмов, которые стали распространяться в КНДР с появлением видеопроигрывателей, то есть в начале нулевых. До прихода к власти Ким Чен Ына, то есть до начала 2010-х годов, граница между КНДР и КНР почти не охранялась, и с 1990-х годов в приграничных районах происходил настоящий бум контрабандной торговли. Примерно с 2003–2005 годов в Северную Корею стали в больших количествах ввозить видеомагнитофоны и видеопроигрыватели. Любопытно, что, в отличие от радиоприемников со свободной настройкой, видеопроигрыватели не были запрещены и ввозить их в страну можно было вполне легально.
Понятно, что северокорейцы покупали такие устройства не для того, чтобы наслаждаться очередным фильмом о Великом Вожде или Любимом Руководителе. Поэтому вслед за видеопроигрывателями в Северную Корею стали ввозить корейскоязычную видеопродукцию, основную массу которой составляют южнокорейские фильмы и сериалы. Обычно эти программы записывались непосредственно во время трансляции южнокорейского спутникового вещания, а потом переписывались на видеодиски. Занимаются производством и распространением этих дисков мелкие китайские предприниматели, преимущественно из числа этнических корейцев. Кроме южнокорейских фильмов, работают они и с продукцией Голливуда (тоже в корейском дубляже или хотя бы с корейскими субтитрами).
В отличие от самих видеопроигрывателей, ввоз и распространение иностранных фильмов запрещены, но запрет этот с начала нулевых и примерно до 2015 года игнорировался. Время от времени в зарубежной печати появлялись сообщения о том, что, дескать, в том или ином городе северокорейские власти расстреляли тех, кто смотрел иностранные фильмы. Однако эти сообщения не представляются достоверными и, скорее всего, являются обычными газетными утками. За копирование иностранных фильмов в коммерческих масштабах в КНДР действительно вполне реально получить тюремный срок, но вот просмотр такого видео у себя дома едва ли приведет к чему-нибудь совсем серьезному. В том маловероятном случае, если человека поймают за этим занятием, невезучий киноман почти всегда может откупиться, дав компетентным органам взятку. В 2018 году, в условиях, когда Ким Чен Ын всерьез занялся закручиванием гаек, размер взятки в приграничных городах составлял примерно 100 долларов, хотя на практике платили ее в юанях – экономика в этой части страны полностью «юанизирована». В более ранние времена отделаться от неприятностей можно было за гораздо меньшую мзду – порой сотрудникам полиции или госбезопасности хватало просто блока сигарет.
Поначалу даже самый дешевый видеоплейер был для большинства северокорейцев предметом роскоши, но с течением времени число жителей КНДР, которые могли позволить себе такое устройство, неуклонно возрастало. Этому немало помогло улучшение экономического состояния страны в первые годы правления Ким Чен Ына, то есть в 2011–2016 годы. Точной статистики нет, но, похоже, что в более зажиточных городах Северной Кореи сейчас какое-то видеооборудование (проигрыватель или компьютер) есть в большинстве домохозяйств. В последнее время значительным явлением во всем мире стала так называемая корейская волна – массовое увлечение азиатов южнокорейской эстрадой (кей-поп), кинематографом и сериалами. «Корейская волна» захлестнула и Северную Корею. Несмотря на все запреты и кампании, в последние 10–15 лет южнокорейские фильмы и сериалы широко распространяются по стране – по крайней мере, среди молодых жителей крупных городов. Судя по всему, именно эти запретные видеозаписи составляют основу всей потребляемой в КНДР видеопродукции.
Разумеется, жители КНДР не верят всему тому, что они видят в этих телесериалах. Хотя в целом сеульские телесериалы как раз показывают достаточно правдивую картину жизни южнокорейского среднего класса, сами северокорейцы привыкли к тому, что официальный кинематограф всегда приукрашивает реальность. Поэтому северокорейские зрители уверены в том, что южнокорейские кинематографисты также преувеличивают уровень жизни на Юге. Например, большинство северокорейских зрителей по-прежнему не верят в то, что каждая южнокорейская семья имеет автомобиль (хотя это чистейшая правда: в стране на 51 млн жителей приходится 20 млн автомашин). Однако даже самые скептически настроенные зрители отлично понимают, что есть вещи, которые подделать нельзя в принципе. Понятно, что никакие телевизионщики не построят для съемок макет Сеула в натуральную величину, с кварталами 40-этажных жилых домов, с огромными мостами, автомобильными эстакадами. В результате информация о южнокорейском процветании постепенно распространяется по стране, и из изменений в тоне официальной пропаганды очевидно, что игнорировать это больше не могут даже пхеньянские идеологи. С начала 2000-х годов они начинали нехотя признавать материальное благосостояние Юга и в своей работе делать упор не на северокорейское экономическое процветание, а на то, что Северная Корея, в отличие от Южной, сумела в неприкосновенности сохранить национальную духовную и культурную чистоту.