Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как свои пять пальцев.
Евпатий едва заметно улыбнулся.
— Как думаешь, в каком лучше месте устроить засаду на Батыя?
Вопрос Евпатия на самом деле был не так прост, воин это понимал. Шанс застать Батыя врасплох может быть единственным, тут ошибиться нельзя, второй попытки не будет, да и за эту будет заплачено многими воинскими жизнями.
В этот раз он ответил не сразу, а после недолгой паузы, предварительно сдвинув брови к переносице и потерев ладонью подбородок:
— Есть одно место, для засады удобное, да пройти им больше негде будет.
Евпатий с ходу ухватился за эту мысль, откинув прочь все другие возможные варианты. Ход операции, все её стадии возникли перед мысленным взором Евпатия и выстроились в чёткой последовательности. В голове ясно созрел план, позволяющий надеяться, что его довольно рискованное предприятие может оказаться и успешным.
Задача была тяжёлая, но непосильной не казалось.
Сначала соратники попытались отговаривать Евпатия от этого намерения. Возражали. Приводили доводы.
— Со столькими мы не справимся, — говорили они. — Тут надобно целое войско.
Но когда убедились, что Коловрат и не помышляет об отказе в своём неизменном упрямстве, то, покряхтев и посопев, решили все как один идти с ним.
На самом деле план был неплох, однако весьма и весьма рискован. Любая промашка в его исполнении грозила смертью Евпатию и всему его воинству.
— А хватит ли у нас для такой попытки людей? — переспросил воеводу один из его ближних людей, синеглазый и русоволосый.
— Больше воинов всё равно нет, да и взять неоткуда, а раз так, значит, хватит и этих.
Молодец медленно склонил толстую шею, без слов соглашаясь с Евпатием.
Даже своему злейшему врагу он бы не пожелал столкнуться лицом к лицу с сотней таких, какие были в отряде Евпатия.
А боярин продолжил:
— Попытка не пытка, не удастся достать здесь степного хана, значит, вместе с верными воинами окончу я жизнь, мстя за позор и страдания рязанцев. И будут тогда про нас кощунники в былинах петь да мужики рассказывать бабам на посиделках.
Гибель его действительно не пугала, может, ему и придётся умереть, ибо таков удел всех смертных, но он умрёт с оружием в руках, как подобает мужчине, не показывая врагу спину. А отдать жизнь за отчизну — что может быть для русского богатыря почётнее.
Однако даже опытный в ратном деле воевода не мог предвидеть, какие трудности ждут их на пути к намеченной цели. Точно знал он лишь одно. Евпатий Коловрат не станет удирать.
В последующие несколько дней Евпатий провёл большую работу по сбору, сортировке и анализу информации.
Выведав путь, которым двигалось татарское войско, они обогнали его и устроили засаду в том месте, которое указал проводник. Не обманул одноглазый — дорогу знал хорошо, по лесу шел не плутал, наизусть зная все повороты и тропки, будто топал у себя в огороде. Партизаны ещё в сумерках прибыли на место и удобно расположились вдоль дороги, по которой должны были пройти монголы.
Настроение у всех поднялось, потому что каждый видел преимущества занятой ими позиции.
Евпатий решил разделить свои силы и укрыть отряд надёжных рубак в ближайшем перелеске, чтобы в двух местах ударить по монголам. Знал, что степняки слабы морально.
А тут ещё и с погодой повезло. Зимняя метель сыграла им на руку, заметя все следы и одурачив вражеские передовые разъезды. Снег падал на землю большими пушистыми хлопьями, падал спокойно, ровно, будто во сне. За ночь навалило снегу коням по брюхо…
Оставалось лишь ждать.
Обычно спокойный и сдержанный, Евпатий в этот раз нервничал. Сегодня он хотел встретиться с Батыем лицом к лицу и рассчитаться за разорение родной Рязани, за родных и близких, за сожжённый город, за грабежи и убийства, за осквернённую Родину. Он то и дело осматривал своего боевого коня, проверял, легко ли выходит из ножен острый как бритва меч.
Наконец долгожданный час настал.
Запыхавшийся разведчик донёс, что орда приближается.
Монголы шли спокойно, как по уже покорённой территории, не ожидая большого сопротивления. Только многочисленные конные разъезды сновали в поисках врага.
— Отлично! Теперь главное — не спугнуть! Чтобы раньше времени не заподозрили, — потёр руки Евпатий. Глаза его блестели тем же металлическим блеском, что и его верный меч, до поры до времени укрытый в ножнах.
Через минуту весь отряд стоял в напряжённом ожидании, готовый по первому сигналу двинуться на врага.
Возможно, в последний раз на Евпатия преданно глядели обветренные лица молодцов, привыкших к делу, а не к словам, из тех отчаянных, что лазят по ночам в терема посадских женок, да пьют, пока держатся на ногах, да славно дерутся в кулачных боях. Из тех, что не предадут и не отступят.
— Смерть, други мои, дело не страшное, — говорил он им. — Все мы однажды умрем, да, как говорится, не в одно время. Ну а покуда мы все живы, будем до капли крови биться… Стоять насмерть и до конца. Тогда побежит враг. Поскольку не будет у него иного выбора.
Он прекрасно представлял, что бой предстоит нешуточный.
— Как думаете, побьем ворога? — спросил Евпатий, обращаясь к дружине.
— Побьём так, что пух и перья полетят! — отозвался могучий всадник, выдвигаясь вперёд.
— С тобой, Евпатий, сам черт не страшен, — отозвались в толпе нестройные голоса. — Не оробеем.
— Выстоим. Чай, у себя дома…
— Немало их. Работы непочатый край! Но ничего, где наша не пропадала! — Молодой воин, широкий в плечах, задорно тряхнул головой. — Может, они от одного нашего вида ошалеют да разбегутся?
— Тебя увидишь, точно побежишь. Смотри, сам стал на лешего похож, одним своим видом их всех распугаешь, — в тон ему отшутился Евпатий.
Прошло ещё минут сорок в напряжённом ожидании…
— Всё в порядке! Втягиваются, ничего не подозревая! Сейчас мы научим их жить! — доложил разведчик, бесшумно вырастая за спиной командира.
Вокруг всё странно вдруг затихло, будто образовалось мёртвое поле.
Вдруг непонятный нерусский говор и равномерный стук заполнили собой оставшееся пространство. Двигались они размеренно, ничего худого не опасались. Впереди шел большой конный разъезд из лучших всадников Батыя. За ним, прикрывая обоз, двигались конные тумены. Замыкала колонну гвардия из числа тысячи лучших бойцов, в её задачу входила защита ханской жизни. Из всей огромной монгольской армии именно они были отобраны за мастерство владения оружием и непоколебимую верность. Арьергарда не выставляли, поскольку враг мог ждать только спереди.
На всём белом снежном покрывале не видно было и малейших подозрительных следов, намекающих на присутствие врага. Успокоился хан,