Мощное пламя, объявшее переднюю часть Ольфурова грузовика, в немыслимых количествах пожирало искусственный кислород, заполнявший ангар. Все работники ангара бросились ликвидировать последствия аварии, и Кранит воспользовался тем, что до корабля-полумесяца никому не было дела. Обойдя горящий космолет, «Кночи» перевернулась горизонтально, чтобы протиснуться сквозь щель в воротах ангара. Головной модуль с кабиной кувыркнулся в противоположном направлении. Огненные отсветы плясали на металлических плоскостях площадями с гектар, вокруг клубился дым, а из громкоговорителей доносились путаные обрывки приказов: перегруженные частоты накладывались друг на друга.

– Я правда его любила, – сказала Муза.

«Ты всего-навсего машина», – подумал Кранит – но высказываться не стал. Честно говоря, он не был уверен, что творится у Музы внутри.

Гигантские цепи раздвигали половинки ворот все шире и шире, и «Кночи» проскользнула между ними, пробив энергетический экран станции и покинув искусственную атмосферу. Рядом проносились корабли, стартовавшие сразу за ней. Что сталось с «Кавдором Терминусом», Краниту было безразлично, но он надеялся, что экипаж дождется, пока командир вернется на борт, и только потом пустится в погоню.

Пальцы Кранита летали над переключателями и регуляторами. На экране бортового компьютера мелькали диаграммы и цифры; наконец Кранит отыскал сообщение, которое Ольфур отправил на «Кночи» перед их последним разговором. Процессор уже вычислил координаты, и понадобилось всего несколько секунд, чтобы скорректировать курс. Если верить компьютеру, меньше чем через четыре минуты «Кночи» пересечет траекторию спасательной капсулы. По оценкам Кранита, у них останется еще шесть или семь минут, чтобы перенести Шару на борт и ввести проклятый код безопасности.

Он прибавил скорости, но в меру, чтобы по случайности не протаранить капсулу. Если она сойдет с курса, вновь найти ее за столь короткое время вряд ли удастся, тем более что ангар Гимнии, наряду с кораблями, теперь выплевывал еще и обломки.

– Успеть будет трудно, – прокомментировала Муза.

– Теперь, когда Ольфур поручил тебя мне, ты должна меня слушаться?

– Нет.

– Так я и думал.

– Ты хочешь, чтобы я замолчала.

– Да, нельзя ли это как-нибудь устроить?

– Только если я приму такое решение по доброй воле. К тому же я хотела бы понять твое желание. Ты здесь наедине со мной, а ведь коммуникация – базовая потребность всех человеческих существ.

– У меня такой потребности нет.

Она наклонила голову, с интересом рассматривая его, словно представителя вымирающего вида.

Он включил радиосвязь по всему кораблю.

– Гланис? Иница? У вас все в порядке?

Из динамика раздался запыхавшийся голос Иницы, сопровождаемый легким эхом:

– Да, мы поднимаемся наверх.

– Подождите! Шара болтается где-то снаружи в спасательной капсуле. Без нее и ее кода безопасности эта колымага скоро взорвется. Я включу ловчий луч и подтяну капсулу к шлюзу, если, конечно, найду, как это сделать…

Муза положила тонкий пальчик на ряд кнопок.

Он тихо зарычал, потом сказал в микрофон:

– Тащите ее сюда. Ерундовая задачка.

– Это ложь, – сказала Муза, улыбаясь. – Но Ольфур говорил, что иногда людям приходится лгать.

– Ольфур был мудрый человек, – Кранит вновь повернулся к микрофону: – Шлюз найдете? Он как раз рядом с холодильными камерами.

– Уже идем! – голос Гланиса становился то тише, то громче – акустические сенсоры следовали за ним, переключаясь с одного микрофона на другой. Вполне возможно, это оборудование было установлено еще в те времена, когда беспринципные дельцы подслушивали разговоры девушек с клиентами в отдельных каютах. – У нас не будет времени надеть скафандры. Если вообще хоть какое-то будет.

– Скафандры не понадобятся, если луч сработает. А если не сработает, то уже все равно.

Муза покосилась на Кранита.

– Могу я задать вопрос?

– Нет.

– Ты уверен, что этот код действительно существует?

– Об этом я подумаю, если мы не взорвемся.

– Однажды на нас с Ольфуром напали пираты, и он им тоже сказал, что на корабле есть код безопасности. Как раз этот вид лжи он и имел в виду. Ложь во благо.

Кранит сбросил скорость и включил зонды. Они принялись сканировать пространство перед «Кночи», разыскивая спасательную капсулу.

– Что случилось с пиратами? – поинтересовался он.

– Они погибли, – ответила Муза.

– И кто же их убил?

Она не ответила, напряженно вглядываясь во что-то за окном кабины. Он уж было подумал, что она увидела капсулу, но зонды пока ничего не обнаружили.

– Что-то приближается, – сказала она.

Он проследил за ее взглядом, но увидел лишь звездное море Марок, враждебную бесконечность Вселенной.

– Мы у шлюза! – раздался из динамиков голос Иницы.

У Кранита вырвалось проклятие, когда он наконец разглядел то, что Муза давно уже обнаружила. За несколько секунд крошечная точка вдали превратилась в летательный аппарат, который стремительно становился все больше и больше.

– Ты нашел ее? – спросила Иница.

– Ее нет.

Муза вытянула палец и указала в космос.

– Это друзья?

– Мы? – раздраженно осведомилась Иница.

– Нет, – Кранит откинул колпачки, прикрывавшие гашетки бортовых орудий. – Она имеет в виду собор, который движется прямо на нас.

Пробуждение Шары напоминало подъем воздушного пузыря с большой глубины. Долгое время ей казалось, что она вращается вокруг собственной оси. Затем она почувствовала где-то высоко над собой яркие пляшущие отблески, словно лунный свет, ломающийся на волнах. Дали приблизились, движение перестало ощущаться, и пылающие свили сжались в мелкие точки.

Она с трудом подняла руку и потерла глаза, сперва осторожно, а затем так сильно, что стало больно. Открыв веки, она увидела прямо перед собой круглый иллюминатор. Снаружи мерцал бескрайний небосвод, словно усеянный каплями расплескавшегося молока: где-то они перетекли в облака звездных скоплений, где-то превратились в цепочки древних солнц, нанизанных на непостижимые нити космического мироздания.

Шара лежала в чем-то вроде обшитой тканью ванны, полукруглой, словно большая морская раковина. Она сделала три-четыре вдоха, прежде чем поняла, что находится внутри спасательной капсулы, рассчитанной на одного-двух человек. Тот, кто залезал в такую скорлупку, как правило, отдавал себе отчет в том, что вряд ли выйдет из нее живым. Клаустрофобия посреди неизмеримого простора – изуверское противоречие, которое повергало в безумие души покрепче, чем у нее. А поскольку она понятия не имела, как сюда попала, страх и отчаяние захлестнули ее с головой.