С утра пришлось который раз вытрясать душу из сапожника Лопеса, единственного бокора на острове. Только он в который раз развел руками. Хотя я верю, что его знаний не хватит, чтобы поймать более умелого коллегу.

— А тот, кто помог вашей матери, донье Ане, ― вспомнила Хоакина. ― Его вы допрашивали?

Рафаэль Эспиноса понимающе усмехнулся и вытер рукой со шляпой пот со лба.

— Мама долго не хотела говорить о нем. Вероятно, думала, что я с ним что-нибудь сделаю. Но Луис Суарес сам скорее скоро преставится. Ему под сотню лет. Надо придумать, как получить его показания с Сан-Хосе или выбрать время и самому туда съездить.

— Я бы на вашем месте сделала это побыстрее. Если у него седьмая ступень, то, вероятно, он и есть исполнитель. Вы проверяли, инспектор, так ли он немощен на самом деле?

Рафаэль Эспиноса покачал головой.

— Нет. Больше я вам ничего не скажу, сеньора. Даже если пригласите в дом на чашку кофе.

— Кто-то уже пытался, ― понимающе улыбнулась Хоакина.

— Тереза де ла Серда, ― кивнул инспектор. ― Третий приятель сеньора Феррейры дал другие показания, и он лишился алиби. Адвокат Борхес попытался меня подкупить. Пришлось сказать напрямую, что это не пойдет на пользу его практике. Еще раз попробует ― придется придать его выкрутасы огласке.

— Донья Тереза беспокоится о сыне, ― сказала Хоакина.

— А кавалер о ее наследстве, понимаю. Хотя ему-то как раз выгодно, если сеньор Феррейра угодит в тюрьму, ― усмехнулся Эспиноса.

— Вы плохо думаете о людях, инспектор, ― укорила его Хоакина.

— Что поделать, такова работа, ― развел руками инспектор. ― Я могу даже плохо подумать о вас и не поверить, что вы не рассуждали о том, что и сестра, и племянник старика могли убить его.

Рафаэль Эспиноса был прав, но Хоакина рассердилась на его самоуверенность, граничащую с дерзостью.

— И я отвечу вам тем же, инспектор, заметив, что вы не были бы столь бесстрашны и непочтительны, не заключи ваша мать Договор. Более того, вас бы уже попытались снять с должности за неудачу с посмертным свидетельствованием.

Последовала пауза, во время которой Хоакина воинственно вздернула подбородок, готовясь отразить атаку. Но Рафаэль Эспиноса неожиданно рассмеялся, а после довольно галантно поклонился.

— Блестяще, сеньора де Веласко, ― произнес он. ― Но вынужден вас поправить. Договор скорее тяготит меня, чем радует. Неуязвимость порождает равнодушие к жизни, поскольку она теряет ценность. Мама спасла меня от участи отца и братьев, но заключила в ловушку вечного одиночества. Какая женщина захочет связаться со мной, зная, что любая неосторожность или супружеская ссора может привести к непоправимым последствиям?

— О, ― только и смогла произнести Хоакина, которая не думала о другой стороне дарованного Эспиносе чуда. ― Мне очень жаль, правда.

— Ничего, ― суховато ответил инспектор, словно пожалев о мгновении откровения. ― Я намерен раскрыть дело даже без давления губернатора и архиепископа. Убийца обошел меня трижды, а это своего рода вызов.

— Но как вы поймаете бокора? ― спросила Хоакина, внимательно глядя на упрямо сжатые губы и усталые глаза полицейского.

— Поймаю, ― уверенно усмехнулся тот. ― Круг подозреваемых узок. Главное добраться не до бокора, а до нанимателя.

— Колдуны вуду не всегда берут деньги за услуги, ― зачем-то сказала Хоакина, внезапно охваченная желанием помочь инспектору. ― Тот, кто его нанял, не обязательно богат или взял в долг. Он мог расплатиться чем-то еще.

— О да, мне это известно, ― теперь уже с грустью улыбнулся Эспиноса. ― Думаете, стоит поискать того, кто внезапно заболел или лишился чего-то важного?

Хоакина поежилась под его пристальным взглядом и, поняв, что он имеет в виду, ответила:

— Нет, инспектор, это была бы слишком невыгодная для меня сделка. И зачем мне убивать соседа?

— Все-то вы понимаете, сеньора де Веласко, ― снова поклонился Рафаэль Эспиноса. ― Что ж, благодарю за приятную беседу и желаю хорошей прогулки.

«Ничего себе приятную, ― размышляла Хоакина, смотря вслед прихрамывающей удаляющейся фигуре. ― Обвинил меня в убийстве, чушь какая».

И все же ей стало не по себе.

Настолько, что ночью, промучившись бессонницей пару часов, она решила встать и написать, почему Хоакина де Веласко не убийца, чтобы успокоиться. А также сделать заметку не забыть узнать утром у Фернандо, не было ли нелицеприятных высказываний о хозяине Хрустального ручья с ее стороны.

Господи, завтра же верховая прогулка с Хуаном Мануэлем, Кармен и ее супругом! А у нее уже сейчас голова разболелась. Хоакина вылезла из постели, села за столик, нашла чистую бумагу и перо, но обнаружила, что чернила закончились. Она задумчиво покусала губы. Можно вызвать Соле и попросить принести чернила из кабинета Фернандо. Но сильно не хотелось давать знать служанке, а затем, возможно, и мужу, что она от чего-то настолько разнервничалась, что решила писать среди ночи. Хоакина накинула домашнее платье, взяла самую тусклую лампу, и сама отправилась в кабинет.

В доме было тихо, и тишина эта была настолько умиротворенной и уютной, что Хоакина какое-то время простояла внизу лестницы, стараясь насладиться покоем. Ведь если окажется, что она убила дона Марсело, все будет потеряно. Господи, о чем она только думает?

Тихо ступая по полу босыми ногами, Хоакина добралась до кабинета Фернандо, осторожно повернула ручку двери и зашла. Чернила нашлись быстро, однако голова разболелась так сильно, что Хоакина почувствовала слабость и тошноту. Она пошарила по многочисленным выдвижным шкафчикам большого письменного стола Фернандо в надежде найти там какие-нибудь порошки. Большинство лекарств, которыми могли пользоваться и слуги, хранились в одной из кладовых, но туда идти среди ночи не хотелось, а в комнате Хоакины запас обезболивающих закончился.

В одном из ящиков лежал небольшой пузырек, заполненный маленькими белыми пилюлями необычной формы. «Принимать в случае зубных болей. Доктор Варгас», ― с трудом прочитала Хоакина в тусклом свете лампы. А если можно при больных зубах, значит, и для больной головы подойдет. Обрадованная Хоакина налила воды из графина на краю стола, по счастливой случайности не убранного на ночь горничной, запила пилюлю, взяла чернила и выскользнула из кабинета.

Она успела написать всего несколько предложений, когда заметила, что голова больше не болит. Воодушевленная, Хоакина бодро дописала несколько аргументов в свою пользу и, уже совершенно успокоенная, улеглась в постель, твердо решив поменьше слушать Рафаэля Эспиносу и побольше верить в себя.

Глава пятая

На воскресную мессу Хоакина не попала, потому что проспала. Фернандо не стал ее будить и не поехал сам, предпочтя сидение в саду под раскидистым кустом гибискуса с газетой и сигарой исполнению религиозного долга.