За час до вылета командир разбудил пилотов. Шутливо подтрунивая друг над другом, летчики неспеша оделись.

Вообще-то для такого полета требовалось специальное обмундирование, чтобы не получить переохлаждения и даже обморожения в открытом кокпите[101]: несколько слоев шелкового и шерстяного белья, толстый свитер, утепленный комбинезон, меховые чулки и утепленные ботинки. Ничего этого у Нефедова и его товарищей не было — организаторы перегона то ли не догадались обеспечить пилотов всем необходимым, то ли посчитали траты на дополнительное снаряжение излишними.

Наскоро перекусив, молодые люди взяли дорожные вещи, парашюты, маршрутные карты и направились к самолетам.

Подойдя к своему «Спаду», Борис ласково провел ладонью по его узкому лакированному фюзеляжу. В этой тесной люльке ему предстояло провести несколько часов над безлюдными горами. Случись серьезная поломка, — помощи там ждать неоткуда…

Механик как раз только что залил горючее в дополнительный подвесной бак самолета и сообщил летчику о готовности машины.

— Как моя птичка — не подведет? — шутливым тоном осведомился у техника Нефедов.

— Смотря куда мсье собирается на ней лететь, — без особого энтузиазма ответил о чем-то, видимо, догадывающийся француз, давая понять, что его дело — сторона.

Такие слова прозвучали не слишком обнадеживающим напутствием, но Нефедов привычно отмахнулся от тревожных мыслей.

* * *

После двух часов полета над горами Борис ничего не чувствовал, кроме изматывающего, сводящего с ума холода. Чтобы немного согреть руки, молодой человек поочередно прижимал то правую, то левую ладонь к нижней части приборной доски, которая нагревалась от работающего мотора. В своем обычном дорожном костюме он вот-вот должен был превратиться в сосульку. Борис невольно представил себя после приземления в виде огромной островерхой сосульки и криво улыбнулся.

С каждой минутой все труднее и труднее становилось дышать. Даже привычный к высотным полетам организм без специального оборудования на пределе своих возможностей не выдерживал такого марафонского испытания на выносливость. Последствия длительного кислородного голодания все более ощутимо давали о себе знать. Из тела словно выкачали всю энергию, а взамен влили апатию, душевное равнодушие. Совсем не хотелось двигаться. Даже простые движения ручкой управления и повороты головы требовали серьезных волевых усилий.

К тому же здесь, на высоте около шести тысяч метров, мозг получал так мало кислорода, что мысли ворочались в голове с тяжеловесностью чугунных пушечных ядер. Клонило в сон. Хорошо еще, что не надо было заботиться о прокладывании курса — достаточно было просто держаться за самолетом лидера, который пилотировал майор, ориентируясь по зеленому фонарю, закрепленному на руле поворота его «Авро-504».

А между тем ведущий продолжал набирать высоту. Быть как можно выше — главное условие ночного полета над неизвестной гористой местностью. Вот когда пригодилась выносливость, добытая Борисом в ходе его самодеятельных тренировок на высотные полеты…

Вдруг резко тряхнуло. Противно заскрипел старый самолетный такелаж. От неожиданности Борис вздрогнул. В голове хаос тревожных мыслей: «Что случилось? Неужели что-то с машиной!» Но мотор работает ровно, «Спад» по-прежнему исправно слушается рулей. Значит, причина тряски находится вовне. Вспоминаются слова единственного «снежного барса» в их группе — майора «Луккини», который, по его рассказам, когда-то служил на границе Армении с Турцией и несколько лет летал над горами. Майор предупреждал перегонщиков, что такое может случиться при пролете над снежным горным хребтом. Здесь сильные вертикальные потоки воздуха: холодные — опускаются, нагретые — поднимаются. Видимо, самолет попал в могучее дыхание гор. Началась сильная болтанка. Даже звезды закачались над головой. Глаза Бориса сами тянутся вниз, отыскивая спящее чудовище внизу, чей храп так раскачивал небесный свод.

Но внизу, насколько хватает глаз, сплошным ковром простираются пушистые облака. Все пространство небесной равнины заливает яркий лунный свет. Гигантская снежная спина горного чудовища где-то внизу — под облаками. Стоит же поднять голову, и взгляд тонет в полной мерцающих звезд черной бездне. Будь Борис в лучшей форме, он бы пришел в восторг от такой красотищи, но сейчас ему не до созерцания природных красот…

Чтобы как-то разогнать сонное оцепенение и забыть о дьявольском холоде, внезапно начавшемся кашле и головной боли, Борис начал поочередно напевать все известные ему шлягеры. Попутно он выполнял доступные ему — в сидячем положении — гимнастические упражнения. Слетающие с дрожащих губ слова звучали забавно. К тому же приходилось не просто петь, а в меру сил орать, чтобы расслышать себя сквозь гул мотора и вой ветра. Только таких ненормальных людей, как Борис и его спутники по рейсу, могло занести шальным ветром судьбы на такую убийственную высоту. Вменяемое же человечество спокойно дышало внизу полной грудью, не подозревая о муках горстки своих сумасшедших сородичей, которым приспичило залезть туда, где даже птицы не летают…

— Чертовы олухи! — в сердцах выругался Нефедов, одновременно имея в виду себя и тех штабных умников, что догадались послать их на старых, открытых всем ветрам машинах по такому маршруту. Теперь он думал только о том, что в любой момент масло в моторе его «Спада» может загустеть от холода, став причиной остановки двигателя, а на крыльях образоваться роковая наледь. При подготовке к такому специфическому полету требовалось заправить самолеты маслом особой марки, установить бачки с антифризом на плоскостях. Но ничего этого сделано не было. И, тем не менее, им каким-то чудом удалось прорваться через Пиренеи…

Незадолго до посадки группа попала в полосу густого тумана. На какое-то время Нефедов потерял своих спутников. Теперь он летел один по приборам и карте, прекрасно зная, что в случае малейшей навигационной ошибки ему не выбраться живым из этих гор. Порой предательская мысль нет-нет да и кольнет: «А что, если ты ошибся…». Лучший способ избавиться от таких сомнений — работать и твердить себе, как молитву: «Все идет по плану, я все делаю правильно!»

Вновь знакомый зеленый фонарь он увидел незадолго до появления по курсу большого аэродрома. Летное поле и постройки авиабазы были ярко освещены. Такая открытая иллюминация не слишком вязалась с образом секретного аэродрома подскока, устроенного партизанами в тылу франкистов — специально для приема и дозаправки тайно перегоняемых из Франции самолетов. Смущало также то обстоятельство, что они вышли на аэродром значительно раньше расчетного времени.

Но майор уверенно — с ходу — пошел на посадку, а следом за ним и остальные самолеты. Только тут Борис заметил, что в их группе не хватает одного «фоккера». Позднее выяснится, что он бесследно пропал где-то над горами. И это была еще малая цена, которую они заплатили за глупость своего командования.

Борис садился третьим по счету. Интуитивно он что-то почувствовал, потому что не выключил двигатель на пробежке. Возле ангаров у края летного поля стояли самолеты. К счастью, они были хорошо освещены, так что Нефедов издали различил Андреевские кресты на их килях. В голове Нефедова возникла недоуменная мысль: откуда здесь самолеты Российского императорского флота? Но тут же Борис сообразил, что это опознавательные знаки франкистских ВВС.