Журналист появился бодрый, собранный и даже как будто отдохнувший. Переживания Гюльчатай по поводу раненой руки тоже оказались напрасными: повязка была чистая, рана успешно затягивалась. Как будто с курорта! Однако пристальный взгляд девушки все равно оставался подозрительным. Тут что-то не так…

Но все переживания и подозрения сразу отошли на второй план, едва Талеев, собрав всех в большой гостиной, начал говорить. Он ни словом не обмолвился ни о цели своей поездки в Москву, ни о событиях, едва не ставших трагичными. Гера просто сообщил, что на решение вопроса об освобождении полковника Алексеева у них есть не более суток.

Вадим и Снайп заговорщицки переглянулись. Это не укрылось от командира:

– Выкладывайте, что вы тут успели натворить?

– «Творить», командир – это от слова «творчество» или «созидание», – философски заметил Вадик. – Поэтому будем считать твой вопрос предварительным одобрением наших инициатив. А если серьезно, то Вит в твое отсутствие успел проделать колоссальную работу. Снайп, расскажи сам.

– Просто надо было фактически убедиться, что полковника держат именно в НИИ Джанелидзе. А заодно составить максимально точную картину условий этого содержания…

…Снайпер отправился на разведку. Благодаря целому ряду мелких ухищрений подтвердить факт пребывания Алексеева в НИИ удалось быстро, а вот насчет условий…

– Охрана полковника организована чрезвычайно четко и эффективно…

Его разместили в одноэтажном флигеле с цокольным этажом, который под прямым углом отходит от одного из основных корпусов. За дверью, ведущей во флигель из коридора этого корпуса, находится холл. В нем постоянно дежурят двое бойцов, вооруженных автоматами. Далее следует дверь в единственную палату, где и лежит Владимир Семенович. Дверь эта постоянно закрыта на замок. Проход в палату разрешен лишь двум медикам: медицинской сестре и врачу. Они не меняются. Но даже их посещения носят «разовый» характер и весьма краткосрочны. Внутри палаты всегда дежурит вооруженный боец, он и открывает дверь медицинскому персоналу. Еще один охранник стоит у входной двери в коридор корпуса. Людей он пропускает, но внимательно осматривает.

– Погоди-погоди, невозможно же охране работать в таком режиме длительное время!

Виталий, соглашаясь, кивнул:

– Для подмены есть вторая такая же смена из четырех человек. Они отдыхают в небольшом фургоне, который стоит в маленьком дворике клиники прямо около флигеля. Так что на случай тревоги к четверым охранникам тут же добавляется «группа быстрого реагирования» еще из четырех человек. Даже из пяти: в фургоне есть водитель, который занимается еще и приготовлением пищи для охраны.

Талеев с озабоченным видом покрутил головой, а Снайп как ни в чем не бывало продолжал:

– Теперь о техническом обеспечении. – Он даже слегка улыбнулся. – Здесь еще строже. Видеокамеры установлены на каждом посту. В палате их даже две. Изображение принимается антеннами на крыше фургончика и выводится на мониторы внутри него. Решеток на окнах нет, но, судя по толщине и характерным отливам, стекла в них бронированные. К тому же плотные шторы почти всегда опущены и не позволяют ничего увидеть внутри. Двери в холл и в палату металлические, с ходу не вышибить. Запоры сейфового типа. Подвал флигеля забетонирован. В цоколь попасть можно, но оттуда в палату – нет. Крыша… ну если только авиабомбой…

– Форт Нокс какой-то! – огорченно констатировал Талеев.

В это время громко зазвонил его мобильник. Гера отошел чуть в сторону и приложил телефон к уху. Сначала он молча выслушал короткое сообщение, а потом сказал:

– Ну, как там говорят: семь футов под килем, да?

– Ах да, вы же, подводники, люди особенные. Это не про вас. Тогда – удачи! – Талеев оглядел всех, собравшихся в гостиной: – Наш капитан 1 ранга вышел в море на подводной лодке вместе с экипажем Димы Алексеева. Тихо! Ничего сейчас объяснять не стану. Только специально для Ксении Кольцовой: да, твой жених благополучно прибыл на свой корабль и вот теперь вышел в море. Так что жди, вернется – позвонит. Обещал. – Это, конечно, Талеев добавил уже от себя. – Все, я сказал! Угомонитесь. Для остальных менее приятное сообщение: в нашем распоряжении нет никаких суток. Теперь противник уверен, что мы с вами никак уже не можем повлиять на успешную реализацию их планов. Поэтому… – Гера замешкался, вероятно, в попытке наименее драматично сформулировать сложившуюся ситуацию, но потом только махнул рукой. – В общем, как средство нашего шантажа Владимир Семенович им больше не нужен. А оставлять такого свидетеля…

Ксюша закрыла ладошкой рот, удерживая невольный вскрик.

– Это, конечно, не значит, что вот прямо сейчас и случится что-то непоправимое, но…

На помощь своему командиру пришел Аракчеев:

– Короче, действовать мы должны немедленно! Так? – обратился он за поддержкой к журналисту.

– Да, ребята. Теперь некогда искать авиабомбу или рыть подземный ход. Какие-нибудь реальные предложения есть?

– Эх, командир, ты же самого главного не дослушал! А Вит у нас вежливый, скромный, в глаза не прыгает… Давай, Стальной, вещай!

Все повернулись к Виталию. Несмотря на только что афишированную Вадиком скромность, он ни капельки не смутился, а начал говорить, спокойно посматривая на всех светло-серыми глазами:

– Единственный путь в палату полковника для нас в сложившихся условиях лежит через двери. Но они же являются и самым прочным защитным редутом. Взять его штурмом мы не сможем. Значит, надо, чтобы их открыли сами охранники.

– Так просто! – не удержалась от сарказма Гюльчатай. – Сам же только что расписал железную систему охраны. Что-то я не услышала о часе «открытых дверей»…

Губы снайпера вновь тронула легкая добрая улыбка:

– Я заставлю их сделать это. Когда нам понадобится.

Замерев, все просто смотрели ему в рот, ожидая объяснений, и Снайп изложил свой план:

– Дважды в течение каждого часа палата проветривается. На пять минут «внутренний» охранник слегка приоткрывает поворотную раму окна, слегка отодвинув при этом в сторону плотную штору. У верхней границы рамы образуется щель шириной сантиметров десять. Мне этого хватит. За окном, через небольшой внутренний дворик и улицу, расположен сквер с пешеходными аллеями – но там нет удобных деревьев; зато дальше начинается пустырь, вдоль дальнего края которого проходит старая высоковольтная линия. С одного из ее опорных столбов я произведу прицельный выстрел.

Виталий замолчал, но через секунду встрепенулся Талеев:

– Подожди-подожди! А расстояние?

– Триста восемьдесят метров. Вполне приемлемо.

– А куда выстрел? Ну попал ты в оконную щель. Она же наверху, и путь у пули один: в потолок!

– Не совсем так, командир. Действительно, поражаемое пространство находится выше любого человеческого роста. Но нам же и не надо поражать охранника! Наоборот: надо, чтобы он был здоров и открыл дверь.