Старый дед Матвей не испугался этого пришлого (не из их деревни точно) алкоголика с побитым отекшим лицом, а сразу инстинктивно обнял за плечи, как это борцы делают, чтобы обездвижить руки, да еще ножку подставил. Малый опыт борьбы у деда имелся: пацанами, бывало, баловались, дрались на улице, а потом в армии были занятия по вольной борьбе. В общем, удачно он «алкоголика» схватил. Они упали на пол. Но тут «алкоголик» стал побеждать: силы у Матвея были уже не те. Получив под дых, дед замолк и чуть не отдал Богу душу, потерял сознание. Скуматов подошел к картине и стал вынимать ее из рамки. В этот момент и появилась Лена с тяпкой.

В тот день Анисин с Потаповым не обедали, да еще и без хлеба ужинать пришлось: Потапов тоже хлеб забыл купить.

– Я вот думаю, Петрович, откуда у него перед рассветом могли такие раны появиться, что кровь остановить не мог: прижимает тряпкой, а кровь сильно течет? – рассуждал Анисин. – Если б раньше он поранился, даже вечером, к этому времени уже б или истек кровью или остановил бы! Значит, и поранился он перед рассветом – как раз в то время, когда Разумова убивали. И раны – я проверил – характерные. Он, когда от собаки убегал через окно, врезался головой в раму, на него стекла посыпались. И собака могла раньше тоже в лицо куснуть. Она кинулась на него сзади, он оглянулся, обороняясь, а она в морду ему и вцепилась.

– Степаныч, ты прав на сто процентов. Опросить его надо. Демин с утра к нему пойдет?

Анисин молча кивнул.

– Хорошо. И тут вот еще что… Помнишь, к Разумову ходили с Муркиным? Кто-то из них тогда сказал, что Скуматов мышей травит… не он ли Тузика Зининого заодно отравил? И еще: ты на него делал архивный запрос Демину? Чтобы проверить, не талашкинцы ли предки? Потому что насчет цигарки надо помнить, а также насчет картины Елена Семеновна высказала разумное предположение. Здесь пропавшая картина знаменитого художника может быть мотивом! Он картину эту ищет!

Потапов даже вилку отложил, так увлекся. А может, картошка не очень вкусная была? Анисин тоже есть перестал. И помолчав – не скажет ли Потапов чего-нибудь еще, – подтвердил:

– Да. Если его предки из Талашкина, это все в одно сведет, все улики будут в строку (Анисин, видно, от волнения смешал «улики» и «лыко», получился каламбур). И князя помнит, и про картину знает.

Спать легли поздно. Демин позвонил утром, в половине десятого.

– Скуматов уже уехал куда-то, нет дома, – сказал он. – Вчера соседи видели его «Волгу». Самого не видели, но машина целый день стояла. А утром сегодня мы пришли, и уже ни машины, ни его самого не застали. Кстати, получил данные из архива: его дед, Прохор Хамченко, был воспитанником тенишевской школы.

– И что теперь делать? – спросил Анисин растерянно. – Где его искать?

– Что делать, что делать, тоже мне Чернышевский… – проворчал злой Демин. – Проверь, не вернулся ли он в Талашкино. А я здесь смотреть буду.

Анисин вместе с Потаповым на машине последнего подъехали к учительской хрущевке, где была квартира Скуматова. Машина возле подъезда не стояла. Конечно, и его не было дома. Позвонили Наталье Павловне.

– Как спали? – поинтересовался Анисин вежливо.

– Разве это сон? – ответила бедная женщина. – Специально легла пораньше, но заснула все равно в час. А в три уже проснулась, и больше сна ни в одном глазу!

– Валерий Андреевич не появлялся?

– Что вы, откуда же?! Он умный человек – лечиться поехал, так уже лечится! Надо и мне…

– А вы попробуйте капустный сок! – посоветовал Потапов. – Вот, казалось бы, безвредное средство, еда… А иногда и заснешь от него!

– Вы имеете в виду рассол? – спросила Наталья Павловна.

– Можно рассол, а можно и свежий, – авторитетно подтвердил Потапов. – Вреда точно не будет. В особенности от свежего. – И они разошлись, довольные друг другом.

Подъехав к дому Анисина, полицейские не вышли из машины. Они были увлечены серьезным разговором.

– Смотри, Степаныч, – говорил Потапов. – Он почему-то уверен, что картина эта цела. Знает что-то, наверно. Может, от деда своего. Он ведь к Зине на чердак залезал, потому что ее фамилия Нестерук – как у Нюры той, хранительницы картины. И действительно, муж Зины Нюре правнук. И дед Матвей из Раздорова тоже родственник Нюры! Хотя фамилия другая. Журналист так хочет эту картину, что всех, кто может знать о ней, убивает. И к кому он следующему пойдет, как ты думаешь?

Анисин ахнул:

– Он может пойти в Раздорово! К Лене с Матвеем. Матвей той Нюре Нестерук внук родной, а Лена правнучка!

– То-то и оно! Пока мы с тобой рассуждаем, может, он уже в Раздорове?! Как бы он еще бед не натворил! – И Потапов развернул свою «Ладу Калину» на Раздорово.

На развилке Фленово – Раздорово они увидели «Волгу» Скуматова, а проехав еще немного к дому Лены – распахнутые двери дедовой избы, опрокинутый стол, брошенную тяпку, деда в бессознательном состоянии и двух женщин над связанным мужчиной, по виду наркоманом или алкоголиком, с опухшим синим и порезанным лицом. Тогда-то Потапов и произнес свою сакраментальную фразу.

– Не надо звонить в полицию! Мы уже здесь!

Дед Валерия Скуматова был тоже журналистом. Он начал работать в смоленской прессе еще в середине двадцатых годов. Участвовал в литературно-политических баталиях того времени. Был членом РАПП, потом членом Смоленского отделения Союза советских писателей. Учился в Смоленском пединституте на одном курсе с Александром Твардовским и резко выступил против него после публикации «Страны Муравии». Большим успехом пользовался его доклад на заседании Смоленского отделения Союза писателей «Никита Моргунок как представитель кулацко-середняцкой оппозиции», в котором он громил поэму как кулацкую. После этого заседания Твардовский уехал из Смоленска.

Как многие смоленские писатели и журналисты, Хамченко пострадал в конце тридцатых. В вину ему поставили и участие в РАПП, и некоторые его публичные выступления, грешащие «левым уклоном». Он отбыл пять лет в лагерях, а потом еще пять лет жил на поселении. Будучи реабилитированным в 1956-м, восстановился в партии и стал писать мемуары. Его жена и единственный сын Андрей после его ареста от него отреклись. Жена вышла замуж за фармацевта Николая Скуматова, и сын взял отчество и фамилию отчима (вскоре погибшего на войне). После реабилитации Прохора они, однако, примирились. К поступку сына Прохор отнесся с пониманием, а жена к тому времени уже умерла.

Валерий почти не помнил дедушку. Прохор Хамченко умер, когда внуку едва исполнилось шесть лет. Однако в последние годы Валерий Андреевич думал о деде много. После пятидесяти, оставшись совсем один (с женой развелись, взрослая дочь отдалилась и уехала в другой город, отец умер давно, а с сестрой он никогда не был близок), он начал наконец читать дедовы мемуары.