Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он замолчал, схватил меня за руку и с непередаваемой интонацией насмешки и восхищения сказал:
– На сегодня, друг мой, Жервеза Эмбер должна мне полторы тысячи франков!
Я невольно рассмеялся. Мне понравилась его шутка. Арсен Люпен тоже искренне рассмеялся.
– Да, полторы тысячи! Я не только ни разу не получил своего жалованья, но еще и отдал Жервезе все мои тощие юношеские сбережения! Пожертвовал ей на бедных! Можете смеяться! Она помогала обездоленным втайне от мужа! Я попался и на эту удочку. Забавно, да? Арсена Люпена обдурили на полторы тысячи, и сделала это дама, которую он избавил от фальшивых облигаций на четыре миллиона франков. А сколько было приложено усилий, сколько хитроумных комбинаций, чтобы достичь этого удивительного результата. Меня обманули один-единственный раз в жизни. Но черт возьми! Действительно, ободрали как липку!..
Черный жемчуг
Громкий звонок разбудил консьержку дома № 9 на авеню Фош. Недовольно ворча, она отправилась открывать дверь.
– Я-то думала, все давно дома! Сколько сейчас времени? Часа три?
– Наверное, к доктору, – предположил ее муж.
И действительно, мужской голос спросил:
– Доктор Арель… Какой этаж?
– Четвертый налево. Но доктор по ночам не ездит.
– Придется съездить!
Мужчина вошел в вестибюль, поднялся на второй этаж, на третий, но не остановился на площадке доктора Ареля, а поднялся на пятый этаж. Там он испробовал два ключа: одним отомкнул нижний замок, другим – верхний.
– Отлично, – обрадовался он, – дело упрощается. Но прежде чем атаковать, обеспечим себе отступление. Итак, прикинем, успел ли я позвонить доктору и получить от ворот поворот? Еще нет. Подождем еще немного.
Минут через десять он спустился и снова постучался в привратницкую, ругая доктора. Ему отперли дверь, и он вышел, в сердцах хлопнув ею. Дверь бухнула, но не захлопнулась: он закрепил язычок замка. Незваный гость бесшумно вернулся, на этот раз незамеченный консьержами. Теперь, если поднимется тревога, он обеспечил себе выход.
Он опять спокойно поднялся на пятый этаж. Вошел. В прихожей снял пальто и шляпу, положил их на стул, сел на другой и надел на ботинки толстые войлочные туфли.
– Уф! Все в порядке! И так просто. Понять не могу, почему все не становятся взломщиками! Немного отваги, сообразительности – и столько удовольствия. Чудная профессия. В самый раз для почтенного отца семейства. Я бы даже сказал, слишком спокойная. Скучная.
Он зажег фонарик, развернул подробный план квартиры и углубился в изучение.
– Так, сейчас сориентируемся. Вот этот прямоугольник – прихожая, где я нахожусь. На улицу выходят гостиная, будуар и столовая. На них не стоит тратить время. У графини отвратительный вкус, ни одной красивой безделушки. Стало быть, прямо к цели. Вот коридор, он ведет к спальням. Через три метра дверь в гардеробную, через нее я попадаю в спальню графини.
Он сложил план, погасил фонарь и вошел в коридор, считая:
– Один метр, два… три. Вот и дверь. Господи, как же все просто. Замок, причем незатейливый, отделяет меня от спальни, расположен он на высоте метра сорока трех сантиметров от пола. Сейчас мы осторожненько его вырежем.
Он достал из кармана необходимый инструмент, но тут ему пришла в голову одна здравая мысль.
– А что, если дверь не заперта? Попробуем. Почему бы и нет?
Он нажал на ручку. Дверь открылась.
– Люпен, голубчик! Удача на твоей стороне! Итак, что теперь? Ты изучил топографию местности своей операции, знаешь, где графиня хранит черную жемчужину. Выходит, чтобы заполучить сокровище, тебе нужно стать тенью в темноте и тишью в тишине.
Арсен Люпен не пожалел получаса на то, чтобы справиться с замком второй двери, застекленной, которая вела в спальню. Он работал с такой осторожностью, что графиня, даже если бы мучилась бессонницей, не встревожилась бы ни единым звуком. Затем, следуя плану, ему предстояло обогнуть шезлонг, потом кресло и добраться до столика рядом с кроватью. На этом столике стояла шкатулка для почтовой бумаги, а в шкатулке покоилась черная жемчужина.
Арсен Люпен лег на ковер и пополз вдоль шезлонга. Вдруг он замер: невыносимо расходилось сердце. Нет, это был не страх, а что-то вроде щемящего беспокойства из-за мертвой, какой-то давящей тишины. Люпен удивился сам себе: в самые ответственные минуты своей жизни он обходился без эмоций. Сейчас ему не грозила никакая опасность. С чего вдруг у него так бешено заколотилось сердце? Что особенного было в этой спящей женщине, в этой жизни, оказавшейся рядом с его собственной?
Люпен прислушался. Ему показалось, что он различил дыхание спящей – и успокоился, словно рядом друг.
Вот и кресло. Еще одно движение, и он, протянув руки, стал нащупывать ножки столика. Правая рука отыскала ножку.
Наконец-то! Теперь он встанет, возьмет жемчужину и уйдет. Какое счастье! Потому что сердце снова заметалось, забилось у него в груди с такой силой, что напоминало