– Так что же? – спросил его спутник.

– Здесь.

– Здесь? Не морочьте мне голову.

– Говорю же здесь, перед нами.

– Перед нами! Знаете что, Данегр? На вашем месте я бы не стал…

– Говорю же, она здесь.

– Где?

– Между плитками.

– Какими?

– Поищите.

– Какими? – повторил Гримодан.

Виктор не ответил.

– Отлично, приятель. Значит, затеваешь со мной игру?

– Не хочу умереть с голоду.

– Не хочешь, значит? Ладно, буду добрым дядюшкой. Сколько тебе надо?

– Билет на пароход до Америки.

– Договорились.

– И сто франков на первые расходы.

– Получишь двести. Говори!

– Посчитайте плитки вдоль водостока. Между двенадцатой и тринадцатой.

– Прямо в желобке?

– Да, возле тротуара.

Гримодан огляделся. Пришел трамвай. Шли прохожие. Но кому какое до него дело? Он ковырнет перочинным ножом между двенадцатой и тринадцатой плитками.

– А если ее нет?

– Вроде никто не смотрел, как я закапываю. Должна быть там.

Может ли быть такое? Черная жемчужина в грязи сточной канавы! Оставлена на милость любого прохожего! Черная жемчужина! Целое состояние!

– На какой глубине?

– Сантиметров десять.

Гримодан стал осторожно копать ножиком. Кончик во что-то уперся. Бывший комиссар расширил ямку пальцами.

Заметил черный шарик.

– Держи свои двести франков. Билет до Америки пришлю.

На следующее утро «Эко до Франс» опубликовала сообщение, которое потом перепечатали во всем мире.

Со вчерашнего дня знаменитая черная жемчужина – в руках Арсена Люпена, который получил ее от убийцы графини Андийо. В скором времени фотографии сокровища появятся в Лондоне, Санкт-Петербурге, Калькутте, Буэнос-Айресе и Нью-Йорке. Арсен Люпен ждет предложений от корреспондентов.

– Вот так порок бывает всегда наказан, а добродетель торжествует, – заключил Арсен Люпен, открыв мне подоплеку всей истории.

– Вот так, наделив вас именем Гримодана и назначив бывшим комиссаром уголовной полиции, судьба распорядилась, чтобы вы лишили злодея выгод от его преступления.

– Именно. Признаюсь, что именно этим делом я больше всего горжусь. Сорок минут, которые я провел в квартире графини после того, как обнаружил, что она убита, были самыми неожиданными и напряженными в моей жизни. Я оказался в чужом преступлении и был обязан его понять. Я восстановил его шаг за шагом и понял по найденным подробностям, что виновным может быть только слуга графини. Затем я понял, что для того, чтобы заполучить жемчужину, мне нужен арест слуги, – и я оставил под кроватью пуговицу от ливреи. Однако улики не должны были казаться неопровержимыми. Я забрал валявшийся на ковре нож, унес ключ, забытый в замочной скважине, после того как ее заперли на два поворота, и стер след от пальцев в гардеробной. И тут – на мой взгляд, это было озарением…

– Гениальным, – прервал я.

– Гениальным, если настаиваете, и оно не могло осенить первого встречного. Я понял, что мне нужны и арест, и освобождение. Замечательный аппарат правосудия подавит мою жертву, доведет до состояния тупости, и, выйдя на свободу, она неминуемо угодит в мою ловушку. Признаюсь, ловушка эта была не слишком надежной.

– Не слишком! Да она была безнадежной, потому что преступнику ничего не грозило.

– Да, ничего. Оправдательный приговор отмене не подлежит.

– Бедняга…

– Бедняга? Виктор Данегр? А вы забыли, что он убийца? Было бы аморально, останься черная жемчужина у него. Он жив, можете себе это представить. Данегр жив!

– А черная жемчужина у вас.

Арсен Люпен достал сокровище из потайного карманчика портмоне, обласкал взглядом, нежно коснулся пальцами.

– Какому набобу, какому тщеславному недалекому радже захочется завладеть этим сокровищем? Какому американскому миллиардеру достанется капля красоты и роскоши, оттенявшей белизну плеч Леонтины Зальти, графини Андийо? – вздохнул он.

Эрлок Сломс прибыл, но слишком поздно

– Вы до странности похожи на Арсена Люпена, Вельмон!

– А вы знакомы с Арсеном Люпеном?

– Как мы все, по фотографиям из газет. Ни одна из них не похожа на другую, и при этом каждая представляется его подлинным лицом. Вот и ваше тоже.

Орас Вельмон, похоже, был слегка задет.

– Вот, значит, как, дорогой Деван? А знаете, вы не первый, кто мне говорит об этом.

– Уж поверьте мне, похожи до такой степени, – продолжал Деван, – что, не познакомь нас мой кузен д’Эстеван и не будь вы известным художником, чьи морские пейзажи так меня восхищают, я бы задумался: а не сообщить ли в полицию о вашем прибытии в Дьеп?

Дружный смех