– Это все?

– Нет…

– А что молчишь?

– Потом меня убили. – Глеб отвернулся к иллюминатору и уставился на плотную пелену облаков внизу.

Девятов сглотнул. Он знал, что Колокол безошибочно должен показывать будущее человека. Владимир помолчал некоторое время, постучал карандашом по записной книжке.

– Послушай, Глеб, ты видел только вариант развития событий. Если бы ты теперь снова заглянул в Колокол, то увидел бы уже совсем другое. Постарайся в деталях вспомнить, что ты видел дальше.

Глеб вздохнул, ему стало грустно.

– Какие-то огромные воронки или холмы, что ли. Я не пойму. Все пусто вокруг. Только рыхлая черная земля. Солнца не видно, все серое, дышать тяжело. Небо закрывает что-то большое. Все небо потемнело. Я пытаюсь взобраться по этому косогору. Земля горячая, сыплется, добраться не могу. Наверху стоит мужчина какой-то. Машет чем-то, кричит.

– Тебе?

– Нет, вверх смотрит. Пахнет паленым. Я пытаюсь лезть. А потом он меня замечает и стреляет чем-то в меня. И всё…

Девятов тщательно записал все сказанное.

– Из пистолета стреляет?

– Нет, кажется. Точно нет! Каким-то лазерным лучом. Как в «Звездных войнах»! Точно!

– Он – Черный?

– В смысле? – удивился Глеб, уставившись на Девятова. – Негр?

– Нет! Ну, пришелец он? Ангел Черный?

– Его плохо было видно на фоне светлого неба. Но мне кажется, что человек обычный. Как мы.

Девятов вздохнул. Глеб рассказал ему много важных фактов, и теперь нужно было анализировать, думать, прорабатывать пути дальнейшего действия.

– Ладно, теперь рассказывай, как в Россию вернулся, и потом можешь отдохнуть немного. Время у нас еще есть…

– Как же жалко, что «Врил» нам не удалось заполучить! – досадовал Девятов, когда Глеб закончил рассказ. Если бы ты хотя бы одну инопланетяночку с собой прихватил!

Глеб искренне расхохотался:

– Да такие штучки! Хорошо, что ноги унес оттуда. Мне кажется, что они сильнее, чем люди, умнее тоже.

– Вполне может быть… Я читал про их расу. Ну, брат, ты меня удивил! Столько новостей сразу важных! – Он похлопал Тарана по плечу.

– Я боялся, что меня посчитают чокнутым, если расскажу все это кому-нибудь.

– Это да. Если не тому начнешь рассказывать, быстро упекут.

Когда самолет сел на военном аэродроме под Санкт-Петербургом, в городе темнело. У трапа ждала машина. Глеб послушно сел на заднее сиденье длинного «мерседеса». Владимир объяснил, что, возможно, ему нужно будет переговорить с некоторыми очень важными людьми. Это если у них появятся к нему дополнительные вопросы. Девятов нисколько не сомневался, что вопросы обязательно появятся.

Пока машина мчалась по улицам города, Глеб устало откинул голову на сиденье и смотрел на красиво подсвеченные здания. В Питере он был впервые. «Вот бы Лене показать всю эту красоту!» – мелькнула у него мысль. И на душе вдруг стало совсем грустно. Как-то приуныл.

Через сорок минут машина подъехала к старинному дому на Фонтанке. Девятов тут же исчез, а Глебу было приказано следовать за мужчиной в форме капитана. Он проводил Глеба в большой кабинет с наглухо завешанными окнами. В комнате никого не было. Глеб уселся на старинный кожаный диван и глубоко вздохнул.

– Все идет так, как надо, – услышал он знакомый голос. – Не переживай.

– Да, я помню, все всегда идет только так, как должно идти. Это высшая справедливость. Ты все это время была рядом?

– Да.

– Что мне теперь делать?

– Ты можешь довериться этим людям. У них чистые помыслы. Да и известно им больше, чем тебе. Я – с тобой, но буду молчать, чтобы тебя не выставлять дураком. Понял?

– Да.

– Если спросят про меня, то скажи, что сейчас нет меня рядом.

– Договорились.

Дверь отворилась, и на пороге показался высокий мужчина, постриженный под ежика. Он был одет в штатское, но повадки сразу выдавали человека служивого. Он обвел комнату взглядом и с удивлением посмотрел на Глеба. Видимо, слышал, что Таран с кем-то разговаривал.

– Майор ФСБ Максим Трухин, – представился он. – Глеб Таран, верно?

– Так точно, – с готовностью ответил Глеб.

– Послушай, сейчас несколько очень серьезных людей хотят поговорить с тобой. Это настолько серьезные люди, что никто не знает их в лицо. И ты знать не должен. Зайдешь, ответишь на вопросы и забудешь их всех, и о чем говорили – тоже забудешь. Идет?

– Я понял.

– Это серьезная вещь. Государственная тайна. Ты должен это понимать. Сейчас надо будет подписать бумагу о неразглашении. Ты, я вижу, парень серьезный. Тебе по десять раз объяснять не надо. – Он достал бумагу с печатным текстом и протянул Глебу.

Таран пробежал глазами текст, вписал свои ФИО, подписался, указал дату.

– Вот и хорошо, – сказал Трухин и удалился.

Прошло не менее часа, прежде чем Тарана попросили пройти в зал, где за круглым столом сидело шесть человек. Свет был настроен таким образом, что участников собрания Глебу было видно плохо. Однако он с удивлением понял, что никогда прежде не видел никого из этих людей, кроме Девятова, конечно. По всей видимости, главным тут был молодой мужчина с бородой, которому было немногим больше тридцати, но вопросы Глебу задавал седовласый старичок. При этом друг к другу они при Глебе не обращались по именам.

Девятов в подробностях передал информацию, полученную от Глеба. Старичок только уточнял некоторые моменты. Он спросил, сможет ли Глеб указать на карте, где именно находилась фашистская база, но получил отрицательный ответ. Потом он попросил детально описать девушек-пришелиц.

– «Врил», несомненно! – сказал старичок, обращаясь к молодому мужчине.

Потом они попросили рассказать Глеба о том, что он еще видел на базе. При этом они вдруг всполошились, когда Таран рассказал о зале со старинным оружием и особенно о древнем копье в отдельном стеклянном саркофаге. Они многозначительно переглянулись, но при Глебе говорить не стали. Еще более внимательно прослушали его рассказ об этом загадочном устройстве, которое все называли Колокол.

– Потрясающе! – вырвалось у старичка. – Вы это слышали? – Глаза у него загорелись.

– Не об этом сейчас думать нужно! – прервал его молодой. – Возьмите себя в руки. – Спасибо вам, Глеб Андреевич. Вы можете идти.

Сальваторе охватило беспричинное беспокойство. Он часами сидел, размышляя о будущем своей империи, старался успокоить себя тем, что все идет как надо. Его злило, что с некоторых пор он с трудом стал контролировать эмоции. Раньше такого не было. Реджис был бесстрастен и холоден, как камень. Теперь нервы стали ни к черту. Он все чаще срывался на крик, не контролировал себя в гневе, то и дело успокаивался лишь метанием посуды в стену.