Она решительно отстранилась.

— Стас, я пришла попрощаться. И я не из тех женщин, кто предлагает остаться друзьями.

— А я не из мужчин, которые на это ведутся, — Стас внимательно смотрел на нее. — Прогуляемся?

Ульяна помедлила, но все-таки кивнула. В конце концов, ему тоже пришлось нелегко.

На дорожках желтели редкие пятна первых опавших листьев. Она вдруг ясно осознала, что уезжает. Оставляет этот город — возможно, не навсегда, но надолго. Не будет больше разводных мостов и белых ночей, пестрой бессонницы Невского, ставшего родным звучания многочисленных каналов и парков, наглых белок, запасающих на зиму орехи, холодного продувающего ветра и скрипящего под ногами снега, сверкающего на морозе. Петербург стал для нее родным, отчасти из-за своей неповторимой, чарующей атмосферы, отчасти — благодаря мужчине, который сейчас шел рядом с ней.

— Не могу себя простить за то, что позволил тебе уйти.

Их шаги эхом разносились по пустынному парку, и Ульяна пыталась придумать тему, чтобы избежать этой мучительной неловкой паузы.

— Как у тебя на работе?

— Мне пришлось уволиться.

— Что?! Почему?

Стас покачал головой.

— А как ты? Что случилось за это время?

— Дорабатываю последние дни.

Он горько улыбнулся. Улыбка мелькнула и пропала, подобно тому как рассеивается туман под лучами солнца. Из головы не выходили его слова: «Мне пришлось уволиться». Эта должность значила для него очень много, он работал на износ, чтобы получить место. Что могло случиться?

Они еще немного побродили по дорожкам парка, но неловкое молчание, изредка разрываемое фразами а-ля «светская беседа», разрасталось между ними, подобно пропасти.

Кто-то должен был попрощаться первым, и Ульяна взяла это на себя.

— Стас, мне пора.

— Подвезти до метро?

Уже в машине она поняла, что согласилась зря. Слишком многое напоминало о прошлом: запах его туалетной воды в салоне, папка с документами на заднем сиденье, профиль Стаса, когда она поворачивалась к нему. Отменить эту глупость было уже нельзя, поэтому Ульяна молча смотрела прямо перед собой аккурат до того, как они подъехали к Черной речке. Стас припарковался чуть поодаль, но отсюда, как назло, был виден дом, где Сэм снимал квартиру.

Она сглотнула, вспоминая, как закончился ужин. Ульяна знала, что спешить нельзя, но ничего не могла с собой поделать. Сдерживать и прятать чувства было невыносимо. В его присутствии хотелось дразнить и провоцировать, медленно расстегивать пуговицы его рубашки, касаясь пальцами груди, а затем так же медленно раздеваться самой. Правда, в этот раз медленно не получилось. В ресторане она переборщила с заигрываниями, поэтому они долго не могли насытиться друг другом. До сих пор внутри все сладко сжималось, стоило подумать о…

— Друзьями не останемся, это мы уже выяснили, — голос Стаса заставил вздрогнуть. Он положил руку на ее сиденье, подался вперед. — Но если есть хоть малейшая возможность все вернуть… Солнц, прошу тебя, не молчи.

Он посмотрел ей в глаза.

— Что скажешь?

Ульяна невольно вжалась в спинку — близость Стаса отозвалась воспоминаниями о вечерах, когда они вдвоем сидели и смотрели кино. И не только. Память тела подсказывала откровенные прикосновения и поцелуи — то, что осталось в прошлом. Теперь уже навсегда. Как бы ни было больно ставить последнюю точку, это придется сделать.

— Нет, — Ульяна покачала головой и взялась за ручку дверцы.

— Что ж, это будет тяжело, — пробормотал Стас.

Она замерла.

— О чем ты?

— Тяжело будет все время видеть тебя.

В ответ на недоумевающий взгляд он только пожал плечами.

— Я тоже еду на Мальту.

***

Спустя несколько лет оказаться в квартире, в которой ты выросла, всегда странно. Особенно если от того, какой ты ее знала, практически ничего не осталось. Но еще более странно вспоминать, как все это было. Детство и уроки, тени от соседних домов, которые с каждым часом надвигались все ближе, высотки рядом — правда, тогда они были недостроенные. Красно-желтые старенькие трамваи, прогулки с подружками через мост Волго-Донского канала, огни ночного района, посиделки с первым парнем в пиццерии на аллее и поцелуи на набережной, у самой воды. Она вспомнила, как Леша бросал камешки в воду — на удивление ловко, они подпрыгивали несколько раз, а по воде шли круги. То же самое и с воспоминаниями, стоит прикоснуться к одному, как оно влечет за собой другие.

Помешанность мамы на чистоте никуда не делась, только если раньше ее наводила Ульяна, теперь это наверняка делала приходящая уборщица. Новенький ремонт был как с картинки. В гостиной все блестело: начищенный паркет, окна, итальянская мебель, плафоны напольных абажуров, электрический камин. Над ним на полке стояли фотографии: они с мамой у залива в Петергофе, в июле две тысячи одиннадцатого: мама хмурится, потому что они снова поссорились из-за того, что Ульяна «одевается, как хиппи». Ульяна хорошо помнила этот день — ветреный, но на удивление теплый. Их фотографировал Стас, который тоже был не в восторге от ее наряда, и тогда в первый раз заслужил молчаливое одобрение ее мамы. И первую Ульянину обиду. Эту длинную юбку и свободную кофту она обожала, но со временем от привычного стиля и ярких цветов в одежде пришлось отказаться: Стас считал это отсутствием вкуса. Со второго фото в объектив глядел отец — немного чопорно и снисходительно, сжимая в руках грамоту и статуэтку-приз, которые вручили на выставке его предприятию, а чуть подальше, в строгой кремовой рамке, мама сияла ослепительной улыбкой на фоне осенней красоты Дворжаковых садов[3].

____________________

[3]Дворжаковы сады — парк в центральной части Карловых Вар, Чехия.

_______________

— Завтра документы должны быть в налоговой, — мама вышла в комнату, на ходу поправила часы под старину. — Меня не интересует, как. Все.

Она нажала отбой, вздохнула и посмотрела на Ульяну.

— Так. На Мальту, говоришь? И как это тебя угораздило? Через пару лет скажешь, что летишь на Луну?

— Мама, мне предложили отличную работу.

— Да неужели? — та улыбнулась, и вокруг глаз собралась сеточка тонких морщин. В свои пятьдесят два мама выглядела от силы на сорок: модельная стрижка на коротких темных волосах, ухоженная, подтянутая, с отличной фигурой. От нее Ульяна унаследовала васильковый цвет глаз и пухлые губы. Но, к сожалению, не характер несгибаемой бизнес-леди. Сейчас бы ей это здорово пригодилось.

— Мам, не начинай, пожалуйста. Можешь ты меня хоть раз поддержать?

— Делай, что хочешь, — та махнула рукой, — не маленькая уже. Чай будешь?

Ульяне, уже готовившейся держать оборону, показалось, что она ослышалась.