- Эй!.. - заволновался Смертин. - Он что - собирается сдаваться?

Немцы продолжали веселиться - прошлая гренадер махнул стволом:

- Давай сюда!

Конторович не реагировал, немцы переглянулись - какой тупой русский еврей! Снова крикнули и снова ничего в ответ. Ладно, если Магомед не идёт к горе… Трое вышли на поле и направились к одинокой фигуре, на этом участке мин, по видимому, не было - это Михаил уже выяснил, а вот там, где он стоял… Немцы подошли, стали разглядывать его, как невиданную зверушку.

Какая-то нечеловеческая тоска отразилось в глазах советского бойца, он миролюбиво закивал, словно собрался идти. И вдруг, резко подался назад, надавил пяткой на взрыватель - взрывом разметало всех четверых. Мина была противопехотной и неслабой, разлетелись клочья земли, порванные на куски тел. Шубин отнял от глаз бинокль - грудь сдавили железные тиски, словно самого на куски порвало.

До мотоциклов осколки не долетели, но взрывная волна достигла дурных голов - немцы отпрянули, схватились за автоматы, с благоговейным трепетом таращись на разбросанные тела. Один согнулся пополам - его вырвало, другой зашёлся удушливым кашлем. Сержант Климов заскрипел зубами, что-то замычал, яростно заколотил кулаком по пригорку, остальные потрясено молчали.

- Мишка – Мишка, где твоя улыбка?...

Горькая желчь подкатила к горлу, перекрыла кислород. Выжившие немцы пришли в себя, расселись по мотоциклам, резко тронулись, едва не столкнувшись друг с другом, устремились к перелеску. Ненависть поднималась вместе с желчью, но на ком её сорвёшь?

В небе кружил двухбалочный разведывательный самолет Фокке-Вульф - летающий глаз. В Красной Армии его окрестили незатейливо - «Рама». Он действительно напоминал оконный переплёт с крыльями. Эти изделия немцы начали применять с первых дней войны, изучали передвижения частей, система укреплений, высматривали аэродромы. Частенько их использовали в качестве наводчиков артиллерийских и бомбовых ударов. В Красной Армии знали - появилась «Рама», жди бомбардировку. Вид у самолёта был хрупкий, скорость черепашья, но «Рама» обладала хорошей манёвренностью на больших высотах и была для истребителей непростой целью. Пилот уклонялся от атак при помощи горизонтальных манёвров, на которые были неспособны истребители. У экипажа был великолепный обзор и завидный сектор обстрела. Атакующие его самолёты сбивались ещё на подлёте, живучесть у «Рамы» отменная, фактически это была летающая крепость.

Шубин вышел на поляну, стал наблюдать за барражирующей «Рамой» - самолёт кружил чуть севернее, явно не просто так. Высматривать кучку красноармейцев и детдомовцев - много чести, он явно проводил тактическую разведку, значит к северу позиции Красной Армии и Ярцево пока не отдали, это было хорошей новостью, однако, то, что немцы скоро захватят город - сомнений не вызывало. В небе недалеко от самолёта сверкнула вспышка, выросла облачко разрыва, затем ещё одно с другой стороны - зенитная артиллерия вела огонь по летающему разведчику, значит оборона работала, во всяком случае её отдельные части. «Рама» неторопливо удалилась в юго-западном направлении, скрылась за деревьями грусть их.

Шубин вернулся к месту привала, душила злость. Детдомовцы сидели дружно в ряд, на поваленном дереве - мальчики с мальчиками, девочки с девочками, сейчас смотрели ясными глазами на командира Красной Армии - зрелище было трогательно. Разведчики расположились по одиночке, курили, разговаривать не хотелось, общались мысленно с теми, кого уже не было. Лида села рядом, обхватила руками колени, положила на них голову.

- Глеб, мы так устали, дети уже не могут идти. Когда это кончится?

Он чувствовал её плечо, скованное судорогой.

- Скоро, Лида. Впереди наши, я это точно знаю и пилоты немецких самолётов-разведчиков ошибаться не могут. Дети отдохнут и пойдут дальше, мы сбросили немцев с хвоста, надеюсь ничего страшного уже не произойдёт.

- Из-за нас уже погибли трое ваших людей - таких хороших ребят, - глаза воспитательницы наполнились слезами.

- Вы не виноваты…

- А кто виноват? Не могу поверить, что больше нет Катюши - она любила жизнь, очень любила наших деток, сама она с Украины - в Черниговской области маленький городок, не помню названия. Там был сильный голод, десять лет назад умерла чуть не вся её семья, происходили ужасные вещи. С тех пор у Кати было трепетное отношение к еде. Сама она никогда не набивала желудок, Настя считала, что дети обязательно должны быть накормлены и питаться надо правильно - по часам, всегда следила как повара готовят, лично пробовала пищу, договаривалась со снабженцами, всегда считала, что должен быть запас на черный день, даже если такой не предвидится.

Тема голода Советском Союзе не обсуждалась, это не было принято, за подобное обсуждение можно было загреметь и даже навсегда. Создавалась иллюзия, что ничего такого не было, а миллионы умерших от голода - это вражеская пропаганда и антисоветчина. Шубин промолчал - не самое подходящее время проводить беседы об укреплении сознательности.

- Всё будет хорошо, Лида. Набирайтесь сил, остался последний рывок, наши рядом. Детей отправят в тыл, вы тоже поедете с ними, навсегда забудете про ужасы войны. Скоро подтянутся резервы, войска пойдут в наступление - немцев отбросят на границу. Мы соберём всех погибших и достойно похороним, и вашу Екатерину тоже.

- Вы сами в это верите? - она подняла голову.

- Нисколько не сомневаюсь. Имеется лишь неясность по поводу сроков, - он смущённо улыбнулся. – Но, ясное дело, это будет не год и тем более не два. Я просто не понимаю - чем руководствовался Гитлер, начиная войну? Прогуливал в школе уроки истории? Не видел карту Советского Союза. Да, он воспользовался моментом, когда армия была не готова - войска находились на дальних рубежах, бдительность усыпили пактом о ненападении, оказавшимся хитрой уловкой. Но это же не может продолжаться вечно.

- Хотите сказать, что русский человек долго запрягает? - Лида улыбнулась. - А потом несётся и такое вытворяет, что камня на камне не остаётся?

- Примерно так. Вы готовы продолжать движение? - Шубин посмотрел на часы. - Пора идти. Мы разозлили немцев, боюсь они не оставят попыток нас догнать и уничтожить. Сейчас они сбились со следа, плутают параллельными дорогами, но сильно беспокоюсь, как бы эти параллельные прямые в один прекрасный момент не пересеклись.

- Я всегда готова, - женщина пожала плечами. – Готовы ли дети?

- А это зависит от вас. Подключайте Павлика - назначить его своим комиссаром, пусть личным примером ведёт вперёд и вдохновлённые дети за ним потянутся, к светлому будущему, так сказать.

Подтверждая расхожую мысль, что к светлому будущему идут не от хорошей жизни.

В глазах воспитательницы блеснул лукавый огонек:

- Хорошо, Глеб, так и будет. Только нормально ли, когда командир отряда выбирает себе комиссара?

Речушка, закованная в обрывистые берега, не стала сюрпризом на карте. Она значилась, должна была появиться и в реальном мире, но водоразделом между воюющими сторонами она, к сожалению, не являлась. Не было ни одной приметы, что на северном берегу стоят советские войска. Колдобистая просёлочная дорога тянулась между лесом и рекой метрах в двухстах левее, поворачивала направо и выходила на мост за рекой, дорога продолжалась, терялась в лесу. Шубин в одиночку выбрался на дорогу, стал осматриваться: ничего необычного - осиновые леса по берегам, речушка так себе – мелкая, судя по журчанию на перекатах и корягам на дне. Дорога вправо неплохо просматривалась, колдобин вереница, но не сказать, что совсем неодолима для автотранспорта, подорожник примят, виднелись отпечатки протектора грузовой машины. Дорогой пользовались, хотя, возможно, и не сегодня. Мостки были утлые, без перил, бревенчатый накат, деревянные опоры в воде, глубина реки в районе моста от силы по пояс, но по руслу не пройдёшь - упрёшься в обрыв, единственный способ переправить детей - по мосту, сидеть и нервничать лучше не станет. Он ещё раз огляделся: из тернового куста на опушке моргали вопрошающее глаза.