Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как дела, дедушка?
– В такое время, да еще и в понедельник? Ты чего тут забыл?
Я уселся напротив в плетеное кресло, чиненное не менее сотни раз.
– Мне нужно занять второй этаж и заняться кое-какими исследованиями. У меня много материала, и я не хочу держать его в городской квартире.
Дедушка никогда не говорил ни да, ни нет.
– Посмотрим, чего у тебя там, – пробормотал он, поднялся и, сгорбившись, направился к старой лестнице, истоптанной башмаками двенадцати поколений, которая возвышалась в центре гостиной подобно деревянной горе.
Верхний этаж дедова дома не был отделан; темные деревянные балки, скрепленные иудейским битумом[39], оставались на виду, каменная кладка не была оштукатурена. Наверху хранились лисьи шкурки, развешанные по стенам, а также шкуры кабанов, оставшиеся с тех пор, когда послевоенный голод вынуждал деда заниматься браконьерской охотой.
Никто не мог объяснить, каким образом шкуры, провисевшие на стене столько лет, по-прежнему оставались в целости и сохранности; а того, кто об этом спрашивал, дед не удостаивал ответом.
Там же стояли кое-какие мои ящики, набитые памятными вещами, которые я не хотел выбрасывать. Эти предметы, преисполненные смысла, мне с некоторых пор было тяжело видеть, потому что внутри у меня все начинало кровоточить, однако я инстинктивно чувствовал, что должен их сохранить.
– Дедушка, можешь разложить столик для пинг-понга, пока я не нашел то, что ищу?
– Конечно, сынок.
Легендарный столик для пинг-понга составлял часть моих представлений о нормальной жизни, которые дед привил нам с Германом.
Подростком брат едва доставал до краешка зеленой доски, моим же непропорционально длинным рукам было тесно, чтобы как следует размахнуться ракеткой. В закрытых помещениях недоставало места для физических упражнений, однако именно теснота вынудила нас с братом компенсировать свои недостатки и сосредоточиться на стратегии игры. Кроме того, мы учились не уступать ни очка и непременно выигрывать: за пределами дома победа давалась непросто, мы уже тогда интуитивно это угадывали и каждое лето доводили друг друга до полного изнурения. Когда падали от усталости, дед приносил старый кувшин вина и разрешал сделать по глотку.
Я осмотрел все ящики, пока не нашел стоявшую в самом низу коробку с надписью, сделанной моей детской рукой: «Тасио».
– Боже, сколько времени прошло с тех пор! – невольно вырвалось у меня, пока я рассматривал ее со смесью уважения и почтительности.
Дед установил столик для пинг-понга в центре чердака. Я открыл коробку и принялся доставать газеты и видеокассеты.
– Как думаешь, ты сумел бы раскочегарить видеомагнитофон или старый телевизор?
Дед пожал плечами: на самом деле он обожал всякую старую технику.
– Попробуем. – Усмехнулся, изображая равнодушие, и достал стоявшие в углу, завернутые в помутневший полиэтилен и заросшие паутиной видеомагнитофон и телевизор, которые давным-давно были заменены более конкурентоспособными гаджетами.
Пока он ими занимался, я разложил на огромном столе для пинг-понга вырезанные фотографии прошлых десятилетий.
Интересно, что подумает Эстибалис, если обнаружит доказательства моего увлечения Тасио? Она бы и меня задержала, как еще совсем недавно – несчастного оптика? Я бы тоже угодил в ее список подозреваемых?
Здесь были фото Тасио после того, как его задержали; Игнасио, когда тот давал показания в суде; фото всех мест, где находили тела детей: дольмена, урочища Ла-Ойя, соляной долины, островерхой железной ограды у входа в Средневековую стену, квартала Мясников.
Вспомнив фотографии убитых детей, я подавил приступ тошноты. В течение этих лет я думал только о близнецах и исторических инсталляциях. Но теперь я был следователем, а не зевакой, с болезненным любопытством следящим за убийствами, и холодные вспышки фототехники отлично отражали неподвижность голых тел, которые слишком рано сошли в землю.
– А, это про двух лисиц, близнецов этих? – спросил дед, стоя у меня за спиной.
Я кивнул, не оборачиваясь.
Дед подошел к столу и взял фото Тасио и Игнасио, которые в то время походили друг на друга как две капли воды.
– Который из них уступает? – спросил дед.
– Пожалуй, ни один не привык уступать. Каждый до всех этих событий неплохо устроился в жизни; думаю, в юности это были два заносчивых пижона.
– Но из двоих всегда один командует другим. Когда рождаются одновременно два ягненка, один потом таскает за собой другого куда вздумается. А второй уступает. Так всегда. Так кто из этих двоих командует?
– Они не овцы, дедушка. Овцы – набитые дуры, а этот парень – самый умный чувак, которого я встречал в своей жизни, – ответил я, указывая на фото Тасио. – Что-то я сомневаюсь, что он кому-то подчиняется. Ничего подобного.
– Значит, подчиняется другой. Один командует другим, уверен. Ты же знаешь, я всегда говорил: все интересные вопросы всегда начинаются с «А вдруг?».
Это была игра, которую дедушка придумал еще во времена нашего детства, способ заставить меня найти здравый смысл так, как это было принято у Лопесов де Айяла.
– Хорошо, давай сыграем: «А вдруг…» – Но я не мог продолжить, я все еще не чувствовал себя достаточно готовым.
– Главное – не трусь. Признайся вслух, что не дает тебе уснуть по ночам. В субботу ты ворочался в постели, как раненый кабан.
Я вздохнул: была ни была.
– А вдруг и правда командует Игнасио, и это он подставил Тасио, подбросив улики, которые сам же и приготовил?
– Не хватает других «а вдруг», – ответил дедушка.
– А вдруг Игнасио сделал это из ревности? Вдруг подчиненный сделался более знаменитым, чем начальник? Не захотелось ли Тасио его славы и успеха?
Дед похлопал меня по спине, он явно был доволен.
– Думаю, теперь у тебя есть с чего начать. Пойду-ка прилягу. Видеомагнитофон готов, если он тебе вдруг понадобится. Доброй ночи, сынок.
– Доброй ночи, дедушка, – пробормотал я.
Я был так сосредоточен на своих мыслях, что не слышал, как дед спускается по лестнице вниз.
Я открыл ноутбук и подключился к интернету. Голден Герл прислала мне сообщение на телефон с сообщением «зеленый коридор», так что я занялся родителями близнецов. Компания, в которой работает отец, семья матери. Адреса, даты рождения и смерти, больницы, колледжи, университеты, клубы, в которых они состояли.
Обнаружилось много светской хроники, где упоминались их прославленные предки: помолвка, свадьба, фотографии матери Бланки Диас де Антоньяна, изысканной светловолосой женщины, воздушной, как баскская ламия или северный эльф. Черты лица и стать тела близнецы явно унаследовали от нее. Отец относился к породе крупных крепких мужчин; на всех фотографиях, сделанных в семидесятые годы, он казался надменным, всегда напряженным, будто полностью сосредоточенным на своих деловых проек-тах, и объектив фотографа нисколько его не заботил.