Когда самолет в режиме автоматической посадки погружается в туман, в кабине воцаряется тишина, словно в мире отключили звук – может, оттого, что все в кабине сосредоточены, а может, дело в умиротворяющей атмосфере осеннего утра? Однако тишина нам не мерещится. В туманные дни в воздухе находится меньше самолетов, а значит, и радиочастоты заняты меньше. Да и само небо в туманную погоду ведет себя спокойнее – в нем почти не встретишь зон турбулентности и воздушных ям. Если бы не вращающиеся стрелки высотомера, можно подумать, что самолет просто застыл в воздухе. К таким полетам, когда кажется, что окна кабины заклеены ватманом, отлично готовят авиасимуляторы. На тренажерах мы выполняем больше посадок в тумане, чем на настоящих самолетах. Когда я лечу в тумане, мне до сих пор кажется, что рядом сидит экзаменатор и заносит мои ошибки в блокнот.

Во время тихих «туманных» автоматических посадок особенно отчетливо слышны голоса, которых никогда не слышат пассажиры – с пилотами «разговаривает» самолет. Громко зачитывает показания высоты радиовысотомер. По мере нашего приближения к земле он выдает все меньшие цифры. Во время взлета он «молчит».

Когда летишь на аэробусе, посадка начинается с того, что высотомер сообщает хорошо поставленным мужским голосом: «ДВЕ ТЫСЯЧИ ПЯТЬСОТ». На этой же высоте пробуждается и высотомер «Боинга-747». Он говорит женским голосом и перед тем, как начать отсчитывать высоту, считает нужным представиться: «РАДИОВЫСОТОМЕР!» Дальше начинается обратный отсчет – торжественный, как при запуске ракеты. Интервалы между цифрами становятся все короче и короче, а сообщения радиовысотомера звучат все чаще – земля приближается. Сейчас будет «ТЫСЯЧА», за ней «ПЯТЬСОТ». А потом «ПЯТЬДЕСЯТ», «ТРИДЦАТЬ», «ДВАДЦАТЬ», «ДЕСЯТЬ» – и секунду спустя наши колеса коснутся земли.

Посреди этого обратного отсчета появляется еще один голос. Существует минимальная высота, до которой самолет может снижаться, не видя перед собой посадочной полосы или ее огней. Ее называют «высотой принятия решения». На подходе к этому важному рубежу бортовой компьютер сообщит: «ОСТАЛОСЬ ПЯТЬДЕСЯТ». Пятьдесят футов отделяют нас не от земли, а от высоты принятия решения. Вскоре компьютер энергично и твердо потребует: «РЕШЕНИЕ!» Вы видите землю? Определяйтесь прямо сейчас – вниз или вверх!

Впервые я услышал это компьютерное требование задолго до того, как стал пилотом. Я летел пассажиром, и мне разрешили сидеть в кабине во время посадки. Я тогда только закончил университет и как раз начал работать в бизнес-консалтинге – и подумал, что такие сигналы необходимы и в университетских аудиториях, и в кабинетах для деловых переговоров. Часто, разозлившись от собственной неспособности взять и сделать наконец какое-то пустяковое дело, я бормочу себе под нос «боинговым» голосом: «Решение!» Я даже заразил этой привычкой своих неавиационных друзей. «Решение!» – командуют они, когда я окончательно довожу их нытьем на тему «что мне делать, как мне быть». Голос «Боинга-747» ассоциируется у них со мной, а у меня – с последними мгновениями перед приземлением, с надеждой увидеть бегущие мне навстречу из мглы и тумана посадочные огни.

После автопосадки важно не забыть выключить автопилот – иначе, когда попытаешься уйти с полосы, самолет начнет сопротивляться. Он не будет слушаться рычагов и штурвалов. Он ведь не понимает, что это его собственный пилот нарушает его положение в пространстве. Он знает лишь, что должен находиться ровно в том месте, которое сам выбрал для приземления, когда человеку мешал туман.

Рулить в тумане даже труднее, чем летать в нем. Я всегда ухмыляюсь, когда вижу специальные машины, которые помогают водителям ориентироваться в зоне дорожных работ – их называют «пилотами». В особо туманных аэропортах, как, например, в Дели, за нами высылают такую же машину сопровождения. Она подъезжает прямо к взлетно-посадочной полосе, и мы потихоньку идем у нее в хвосте. Легковушки значительно резвее катящихся по земле авиалайнеров, поэтому частенько они отрываются от нас и скрываются в тумане, и мы, не видя перед собой ровным счетом ничего, немедленно останавливаем самолет. Вскоре водитель машины сопровождения понимает, что у него потерялся «Боинг-747», и возвращается назад. Заметив выныривающие из тумана габаритные огни, мы вежливо просим водителя ехать помедленнее.

Льющаяся с небес вода безлика и бесконечна. Ее невозможно измерить. Невозможно постичь историю ее струй, принесенных в небо тысячей разных ветров, поднявшихся в вышину из русел тысячи рек, успевших поиграть в океанских волнах и кильватерных струях кораблей. Небесная влага блестит, как металл, как редкий сплав, что поэтесса Мэри Оливер назвала «водяным серебром». А когда солнечный свет озаряет крылья самолета, часто кажется, что и они были выкованы из этого серебра.

Если взглянуть на океан сверху, увидишь бесконечные ряды синих зубцов – мощный бег набухающих волн, что прервется, лишь когда они достигнут далекого берега. Вода преодолевает пространство легко, как звук, несущийся к нам со сцены, как свет, исходящий от звезды. Ветер создает на поверхности океана зыбь, которую тут же подхватывает следующий порыв ветра, создавая новые волны. Один ученый как-то сказал мне, что ветер поднимает огромные массы воды на большую высоту с той же легкостью, с какой встречные потоки воздуха приподнимают крыло самолета. Мне приятно думать, что волны и крылья подчиняются одним и тем же физическим законам, и, глядя на бегущие по небу причудливые облака, вспоминать: и в воздухе есть свои волны.

Если вы когда-нибудь ходили в поход или просто проезжали на машине вблизи побережья, вам наверняка знакомо ощущение, когда из густого леса или из-за поворота дороги вдруг попадаешь на простор – и видишь море. Мир распахивается перед тобой, небесный купол раскрывается и словно сливается в одно целое с водной синевой. Думаю, именно желание оказаться посреди пронизанной ветрами беспредельной голубизны гонит стольких путешественников вверх по крутым прибрежным склонам.

Британским летчикам регулярно приходится пересекать Ла-Манш. Каждый такой перелет – прекрасная возможность вспомнить о Юбере Латаме, французском авиаторе, осуществившем первую попытку покорить пролив на аэроплане. Позже он погиб в Чаде, не то от рогов буйвола, не то от руки убийцы – выбирайте, какая версия вам больше нравится. Однажды, подлетая к Лондону, я увидел, как по Ла-Маншу движется в сторону Атлантического океана авианосная ударная группа. Солнце играло на пене тянущихся по воде кильватерных струй кораблей – вот он, штрихкод морского флота, штрихкод самой Британии. Каждое судно – словно облаченное в плавучий металл слово – «мощь», «порыв», «единство», «отвага». Мы объявили о редком зрелище по салону, и некоторые пассажиры даже после посадки подходили к нам поговорить об увиденном. Флот, способный действовать