Рядом с Хонгором взваливали свою пажить на горбы верблюдов идругие калмыки. Потом Хонгор, помогая себе выкриками «Хоп! Эхе-хоп!», с усилиемвыдернул цагараки – опоры кибитки.

Прерывисто вздохнула Анзан. Наверное, и ей было страшнобросать насиженное место и пускаться в предзимнюю степь. Впрочем, калмычке путьсей странный сызмальства привычен!

Хонгор взвалил свернутую кибитку и шесты терме [32]на пятого верблюда, а после того всю поклажу накрыли сверху коврами и кошмами.Упряжь верблюдов была изукрашена разноцветными шерстяными кистями и меднымибубенчиками. Караван имел весьма нарядный вид, а бубенчики мелодичноперезванивали. Кое-где к седлам верблюдов приделаны были по бокам детскиеколыбели наподобие ящиков, наполненных пухом, и маленькие калмычата веселопоблескивали оттуда своими раскосыми глазенками, напоминая сурков,выглядывающих из своих норок. Однако Эрле дрожь пробрала при мысли, что и ейпридется взгромоздиться на шаткое, ненадежное седалище, находящееся на спиневерблюда. На такой невозможной высоте!

Все сложилось иначе. Женщины сели верхом на лошадей,навьюченных куда легче, чем верблюды: мелкой утварью, небольшими узелками исъестными припасами. Хонгор на своем рыжем Алтане, ровно подстриженная светлаячелка которого от волнения чуть подрагивала, поехал во главе каравана, а следомшествовали все верблюды. Потом медленно двинулись кони с всадницами. За нимипотянулись бессчетные, не меньше тюмена [33], табуны лошадей,овец, коров, даже несколько прирученных куланов [34], со всехсторон окруженные собаками и верховыми пастухами. Хасар и Басар держались ближек Эрле.

И вот тревожно заржали лошади, замычали коровы, заблеялиовцы, подняли рев верблюды, запричитали женщины… Цоволгон начался. И скоро томесто, где недавно стоял улус, скрылось в клубах сырого осеннего тумана,которые неслись, понукаемые ветром, по степи, словно табуны обезумевшихлошадей, что норовили нагнать караван.

* * *

Без остановок шли дотемна. Мужчины во главе караванасменялись: Хонгор давно уже проскакал назад, к табунам, сверкнув на усталопоникшую, измученную тряской Эрле темным огнем глаз. А в остальном всеоставалось по-прежнему. Увалы сменялись ямами, ямы – беспредельными плоскими,как лепешки, равнинами, равнины – курганами. На одном из них уже на закате Эрлеувидела что-то, отдаленно напоминающее великанью фигуру.

На кургане стояла, прижав руки к животу, каменная баба.Глаза ее на плоском лице, озаренные красноватым закатным светом, чудилисьполными древней, кровавой, неизбывной тоски и муки, которые пророчила она ивсем идущим мимо. Эрле потом долго не могла унять дрожь, спиною чувствуя еенемигающий, вечный взгляд.

Когда солнце ушло с небосвода, начали было становиться наночлег, но из-за ближнего увала послышался хор волчьих голосов.

Эрле от ужаса едва не соскочила с коня да не бросилась кудаглаза глядят, внезапно вспомнив зиму, промороженные колья притравы и такой жевыматывающий душу вой!

Караван стал.

Мужчины собрались кучкой, о чем-то спорили, показываярукоятками плетей на бугор, за которым не переставая выли волки. Эрле подумала,что там наверняка волчье урочище, логово зверей. Значит, здесь никак нельзястановиться на привал. Мало того, волки могут встать на след каравана. И тогдаот них не отвяжешься…

Она с усталым, тревожным любопытством следила, как Хонгорпроскакал к овечьему табуну и вскоре воротился, волоча на аркане молодого, ещепочти безрогого кочкара. Но не остановился рядом с остальными всадниками, апромчался выше, на самый увал. Баран влачился за ним, оглашая окрестности такимотчаянным блеянием, что даже заглушил на какое-то время волчий вой.

Там, на возвышении, Хонгор, не слезая с седла, уткнул вземлю шест укрюка и тут же ускакал прочь, оставив кочкара на привязи. Но самдалеко не отъехал; остановил Алтана неподалеку, за сухой, избитой ветрамиветлою, одиноко и нелепо торчащей возле давно пересохшего озерка.

Кочкар в одиночестве рвался и визжал до тех пор, пока из-захолма вдруг не высунулась лобастая серая голова и не сверкнули злые желтыеглаза.

Эрле ахнула. Анзан, чей конь стоял рядом, пребольно ткнулаее в бок своим сильным сухим кулаком, потому что тихий возглас Эрле показалсянеожиданно громким в полной тишине, которую напряженно хранили и люди, иживотные, и даже дети, словно бы чувствовавшие, что происходит нечто необычное.

Хасар и Басар, поджимая хвосты, полезли под брюхо коня Эрле.

Волк осторожно прянул ушами. Однако, видимо, счел, чтоопасность невелика, и весь показался из-за увала: матерый, серый, с бурымотливом гладкой тяжелой шерсти, поджарый. Он замер, напружинив высокие сильныелапы, сунув меж задних хвост и сильно вытянув шею.

Может быть, он не видел застывший у подножия холма караван?А может быть, своим пронзительным звериным умом смог постичь суть вызова,который бросили ему люди, и решил его гордо принять?

Кочкар, будто обезумев, метался на аркане, и укрюк всесильнее раскачивался. Завидев совсем близко свирепого зверя, несчастный баранкинулся в противоположную сторону, так дернув веревку, что укрюк наконецвывернулся из земли, и кочкар понесся с холма, не чуя под собою ног.

Этого волк не смог выдержать. Оскалясь, он ринулся следом.Но тут из-за ветлы ему навстречу вылетел золотисто-рыжий конь с всадником,взметнувшим малю: Хонгор верхом на Алтане.

Волк застыл было, потом быстро сел на задние лапы, уронивназемь вытянутый, как полено, хвост, и огрызнулся, будто собака. Алтан заржал,прыгнул вперед, взвился на дыбы так, что его передние копыта, обрушившись,неминуемо должны были размозжить волчью башку. Но тот мигом отпрыгнул, кубаремперекатился в сторону и, опять вскочив на ноги, вдруг мощными прыжками понессярядом с конем, то норовя впиться оскаленными желтыми клыками в его горло, топоднырнуть под брюхо, то ухватить обутую в мягкий кожаный сапог ногу Хонгора, ибыл так ловок, что однажды Хонгор принужден был вырвать ногу из стремени ипинком отшвырнуть пронзительно взвизгнувшего зверя, которому удар пришелсяпрямо в морду.

Однако от злости и боли у волка лишь прибавилось ярости ипрыти. Алтан еле успевал уворачиваться от серого вихря, а плеть в руках Хонгораметалась быстрее молнии, то и дело охаживая волка по бокам. Все это напоминалобезумную, смертельную пляску, от которой у Эрле вдруг зарябило в глазах.

А между тем бока волка тяжко вздымались и опадали. Хонгор жеи легкий, летучий, как золотой стрепет, Алтан казались неутомимыми.