– Слушаюсь! – ответствовал Васьков с якобы слепойпреданностью, как будто между ними не было «отношений».

Бронированная машина командующего в сопровождении двухкрытых грузовиков взвода охраны прокатилась мимо Кремля, прошла с сомнительнымпостукиванием в ходовой части по брусчатке Красной площади – «Васьков,слышишь?» – «Так точно, товарищ генерал-полковник! Принимаем меры!» – мимотолстопузого сундука с готическими башенками Исторического музея, на Манежную –по правую руку «жизнерадостная» архитектура поздних тридцатых, гостиница«Москва» и дом Совнаркома, в глубине смутно, сквозь сумерки выделялись колонныпосольства нашего нового могучего союзника США, окна затемнены, но наверхусквозь щелку пробивается узкая полоска света – кто там сидит? Дипломат,разведчик, офицер связи? – двинулась вверх по улице Горького, сквозь аллеюзатемненных массивных домов, и вот он, мой нынешний «дом», который я обхожустороной, вот его верхний этаж, семь окон моей квартиры – там сейчас, должнобыть, Борис IV занимается с гантелями, наращивает мускулатуру, и тихая Верулькасидит с книжкой в кресле, и Вероника, должно быть, у себя перед трюмо, встраданиях «бальзаковского возраста», может быть, даже и с коньячком, –пошла вверх, все больше набирая скорость, все дальше уходя от «сердца родины»,в сторону полей и холмов завтрашнего боя.

Никита посмотрел на профиль своего шофера. Васьковнемедленно дрогнул в ответ, как бы с полной готовностью спрашивая: какие будутуточнения, товарищ генерал-полковник? Следи за дорогой, Васьков, никакихуточнений, просто изучаю. А чего же изучать-то, Никита Борисович, я теперь весьперед вами, как на ладони. Ну вот я и смотрю, как бы с ладони тебя не сдуло.Есть, товарищ генерал-полковник!

После позорного выступления Ереся в расположении авиаполка вдекабре прошлого года Никита однажды, оставшись в блиндаже наедине, вырвал уВаськова из рук тальяночку и в буквальном смысле припер к стене с пистолетомпод горло.

– Ну-ка, рассказывай, Васьков, все по порядку о своих делахс особистами!

Что оставалось делать, если вся жизнь твоя завязана на этомнеобычном человеке, все, можно сказать, скромное материальное благополучие?

– Пистолетом не надо стращать, товарищ генерал-полковник,пули не боюсь, а вот лучше впрямую поставить вопрос о моей к вамисключительной, многолетней преданности.

Да, еще в Хабаровске заставляли стучать на вас, но я такстучал, чтобы вам не вредить. Да, к Веронике Александровне подсылали послевашего несправедливого ареста, однако я так действовал, чтобы матери-одиночкетолько помочь, и не только пальцем к ней не притронулся, но, напротив,отпугивал других желающих. Признаюсь, товарищ генерал-полковник, они, чекисты,меня сразу же к вам после освобождения приткнули, однако ж я так действовал,что всю им стратегию сбивал. Например, передал по инстанциям якобы ваширазмышления о ценности Сталина.

– А о бездарности товарища Ворошилова не передал? –спросил Никита, зорко щурясь на своего незаменимого стукача. Пистолет он давноуж с васьковского горла снял, однако в кобуру не убрал, положил перед собой настол.

– Ну что вы, Никита Борисович, как можно! – воскликнулВаськов. Эту сугубо интеллигентскую интонацию подслушал, должно быть, вСеребряном Бору.

Никита усмехнулся:

– А напрасно не передал, Васьков. Для того и было высказано,для передачи.

У Васькова дрогнули брыла, щенячьим восхищением засветилисьглазки.

– Значит, давно уже расшифровали, Никита Борисович? Малостьиграли со мной, да?

– Теперь играть не будем, – сказал Никита тем своимнедавно появившимся, «фронтовым» тоном, который не оставлял несогласным никакихшансов. – Теперь все будет всерьез, Васьков!

Васьков трепетно подался вперед, понял, что не выгонит, вшейкормить в окопы не пошлет.

– Да я, товарищ генерал-полковник, ради вас на все готов!

– Что же, посмотрим.

Никита закурил папиросу, прогулялся по директорскомукабинету (штаб стоял в усадьбе совхоза), потом подошел к Васькову, вистуканской позе сидевшему у стола, заглянул в болотные глазки:

– Капитану Ересю тут у нас нечего делать. Слишком старается– на собственную жопу.

– Понял, – шепнул в ответ шофер. – Понял и знаю,как сделать.

– Ну, хорошо, Васьков, – усмехнулся Никита. –Сделаешь, когда скажу.

Дня через три после начала наступления командующий со всейсвоей кавалькадой прибыл в расположение 24-го пехотного батальона.Подразделение, вернее, то, что от него осталось, пыталось отдышаться средихолодных пепелищ некогда раскидистого села. Узнав, что батальон потерял внаступлении политрука и что без пополнения завтра они никак не смогут выполнитьсвою задачу, Никита обнял комбата, мохнатобрового, с торчащими из ушей иноздрей пучочками волос человечка, за плечи:

– До завтра, комбат. Получишь два броневика и роту моряков,а комиссара... комиссара я тебе пришлю. – Он оглянулся на свиту в своей,уже всем известной, быстрой задумчивости, за которой обычно следовалимгновенные и непререкаемые «градовские» решения. – Вот тебе политрук!Капитан Ересь, до особого распоряжения откомандировываетесь к майоруДуховичному.

Свита на мгновение застыла в прекрасной немой сцене.Чекиста, «особняка», который вроде бы был вне обычного подчинения, с которымвсе, так или иначе, осторожничали, главком одним махом отправляет на передовую,в завтрашнюю убийственную атаку! Главком же позволил себе удовольствие втечение нескольких секунд лицезреть игру кровеносных сосудов на лице своегосоглядатая. Капитан Ересь, покачиваясь, нырял из неслыханного возмущения вледяной ужас, а оттуда уже дрейфовал в сплошную синюшную зону гибели иотчаяния. Вот это тебе за всех, кого ты допрашивал, а может быть, ирасстреливал, от имени всех, на кого ты стучал, с приветом от всех, кому тыдушу изломал вербовкой. Теперь придется тебе с пистолетиком личный примерподавать, «за Родину, за Сталина!», сучий потрох!

На обратном пути с передовой старшина Васьков, мигая всем,чем можно мигать, то есть и носом, и бровями, и округлым, как уральский валун,подбородком, неслышно шептал:

– По гроб жизни не забуду, Никита Борисович! Верныморуженосцем вашим лишь позвольте остаться, не пожалеете!

– Прекратить мерлихлюндию, Васьков! – строго сказалНикита.

– Слушаюсь, товарищ генерал-полковник! – радостногаркнул «верный оруженосец».