Он спустился вниз и спокойным тоном сообщил мадам, что забирает Абделькадера в Париж. Я стоял на балконе и слышал доносящиеся с внутреннего двора вопли француженки. Il те doit deux mois de travail! / «Он должен мне два месяца работы!» Хотя Гарри не говорил по-французски, ему удалось донести до хозяйки свою мысль.

Когда позже вечером я снова увидел супругу хозяина, она по-прежнему была вне себя. Подбежала и крикнула мне в лицо: «Пойми, если твой друг на него набросится, он будет защищаться». Судя по всему, она решила, что у Гарри были на Абделькадера планы гомоэротического толка. «Если он попытается его увести, я вызову полицию!» — кричала мадам. В этот момент во двор вышел Гарри, прошёл у нас за спиной на кухню, после чего неожиданно появился в дверном проёме с револьвером, направленным на хозяйку. Она пошатнулась и закричала: «Люсьен!»

Во двор вышел её муж и, увидев Гарри, замер, не шелохнувшись. Гарри развернулся и направил револьвер на него, потом рассмеялся и положил оружие на стол. Мужчина бросился к столу и схватил револьвер. К этому моменту во двор успели подтянуться Абделькадер и служанка. Вытаращив глаза, они наблюдали за происходящим. Хозяева и Гарри стали в один голос орать. Гарри — по-немецки, но я сомневаюсь, что кто-либо из всей троицы обратил на это внимание. Все трое со зла покрылись красными пятнами и орали друг на друга минут пять без остановки. В тот вечер мы переехали в другой отель, на следующий день нам пришлось встретиться с хозяевами в полицейском участке, потому что рано утром Гарри был там. Он заявил, что хочет увести Абделькадера во Францию и заполнил необходимые бумаги. Так как мальчик работал в гостинице, ему нужно было согласие владельцев, которые наотрез отказывались его давать, пока им не выплатят требуемую сумму в счёт не только испорченной рубашки, но и (неожиданно) за разбитую посуду и выбитые стёкла.

В полиции Гарри предупредили, что оформление может затянуться, так как надо получить согласие на выезд от всех членов семьи. Решили так — Гарри вернётся в Дрезден, а я буду улаживать вопросы с французскими властями и местными чиновниками. Потом вместе с Абделькадером вернусь в Париж, куда до Рождества приедет Гарри (он решил перезимовать в Париже, а не в Германии, потому что в Париже жил Ман Рэй, с которым Гарри надеялся работать).

Владелец нового отеля, где мы остановились, оказался по совместительству водителем грузовика, который два раза месяц привозил на другую сторону горного хребта Атлас еду и вино солдатам из французского Иностранного легиона, расквартированного в городе Варзазат. Я долго расспрашивал его про эти места, и он сказал, что иностранцы могут посетить этот район при наличии официального разрешения. Мы проверили, это оказалось правдой. Позже водитель сказал, что готов сам отвести нас за определённую плату. Он говорил, что уже разок возил туда иностранцев. Проблемы с допуском решал просто — угощал пограничников на каждом контрольно-пропускном пункте бутылкой-другой вина или ликёра[127].

Через несколько дней в три часа ночи (то есть утра) мы отправились в путь. В те неспокойные времена грузовики ездили парами. Дорога через Атласские горы была очень опасной, и мне казалось, что самым безопасным местом была крыша грузовика, с которой, по крайней мере, было видно, куда ты можешь упасть. Дорога тогда была не асфальтированной и превратилась в сплошное месиво, открывавшееся по ходу нашего пути. Несколько раз мы застревали, а один раз чуть не свалились в ущелье, и пришлось подкладывать под колеса камни и палки, чтобы выехать. На каждом блокпосту водитель выдавал солдатам вино. Город Варзазат впервые открылся нашему взору в лучах заката. Сперва показались крашеные башни крепостных цитаделей, возвышавшиеся над листьями пальм. Когда грузовик остановился, тишину прорезал звук рожка. На окраине лагеря какой-то грек держал небольшую гостиницу на восемь маленьких комнат. В каждой стояло по две армейских кровати, закрытые общей, закреплённой на потолке москитной сеткой. Никакого туалета не было и в помине, не было даже ямы в земле, кругом была пустыня. Ночью началась песчаная буря, и на следующий день мы вообще не смогли выйти из гостиницы.

Через день буря закончилась, но к несчастью нас увидел французский комендант, который не вовремя нагрянул в бар, где сидели мы с Гарри, изучая карту. Комендант потребовал у нас документы, и Гарри, вскочил, щёлкнул каблуками и забормотал: «Ja, ja! Natürlich, natürlich...» / «Так точно, само собой…», что смутило военного, хотя Гарри сразу перешёл на английский. Комендант не поверил, что наши американские паспорта настоящие, поместил нас под домашний арест и заявил, что на первом же грузовике отправит нас обратно. «Я знаю, кто вас сюда привёз. Все солдаты, которые пропускали вас, отправятся на пятнадцать дней в гауптвахту», — грозился комендант. Когда он ушёл, грек объяснил нам, что беглые солдаты из французского иностранного легиона часто используют настоящие или поддельные американские паспорта.

На следующий день офицер пришёл к нам в сопровождении штатского. «Я надеюсь, у вас водятся деньги, — заявил он. — Заплатили, чтобы попасть сюда, и заплатите, чтобы вас отправили восвояси. Этот человек отвезёт вас завтра в Марракеш, вы заплатите. Столько, что настроение упадёт». Но водитель запросил с нас меньше того, что с нас взяли ранее, видимо, потому что на этот раз солдатам на блокпостах не предполагалось никаких подарков.

Гарри вернулся в Германию, оставив мне достаточную сумму, чтобы увезти Абделькадера в Париж. Я остался в Марракеше и каждый день ходил вместе с мальчиком к нотариусам. Вместе с нами ходили его мать и бабушка (всегда с платком на лицах и ездили в отдельном экипаже). Когда вспоминаю те дни, кажется, что вся моя жизнь тогда была непрестанным мотанием по пыльным улицам, и днём и ночью, а по пятам всегда следовал экипаж, где сидели две женские фигуры в паранджах.

Время шло, но ничего не происходило. В полиции тормозили дело, очень медленно подписывали и визировали документы. Я никак не мог ускорить процесс, поэтому оставил Абделькадеру свой адрес в Танжере, куда и вернулся, остановившись у Тонни и Аниты. Они переехали в небольшой, типично марокканский дом на холме над Драдебом. К дому можно было подойти по крутой тропе, заросшей по краям кактусами и заваленной валунами. В их доме всегда были марокканцы. Днём служанки (одна из которых была без носа) работали в саду, а по вечерам приходили друзья, чтобы сыграть в карты