– Как я уже сказал, обычно девушек встречали в аэропорту Самарканда два человека. Оба узбеки по национальности. Я и не общался с ними. Они забирали девушку, отдавали мне деньги, и я возвращался обратно в Москву. Ни дня не задерживался в их суверенном государстве. Не люблю узбеков… О судьбе наших дам в дальнейшем я не интересовался, но догадаться ведь несложно. Да?

Да, догадаться было несложно. У Гурова возникло непреодолимое желание ударить Леонида. А еще лучше раздавить его, как клопа, как мерзкую жалкую букашку. Или как минимум подать сигнал Крячко. Тот уж точно не станет сдерживать эмоций, которые сейчас без труда читались на лице соратника. Но Гуров сдержал себя.

– Сколько было девушек и кто они? Можете назвать имена, фамилии?

– Четыре. – Дмитрук снова оттолкнул ногой толстую кошку, и на этот раз обиженное животное не вернулось. Гордо подняв голову, Хильда удалилась. – Фамилий я, естественно, не знаю. Не интересовался. А имена… Охотник называл их… Постойте, – он наморщил лоб, копаясь в закоулках сознания, – последняя была Люда. Перед ней Ира. До этого, кажется, Марина. Да, точно Марина. А самую первую звали Света. Разбитная такая деваха. Мне она почему-то больше всех понравилась. Красивые глаза, яркая, броская внешность, фигурка… Не знаю, но тогда… Может, от того, что это было первый раз? – Дмитрук пожал плечами. – Но когда они вручили мне деньги за Свету, честное слово, мне казалось, что купюры руки насквозь прожигают.

Гуров посмотрел в лицо задержанного, но тут же с плохо скрываемым отвращением отвернулся. Говорят, не так опасны преступники, как безразличные и безвольные люди, с молчаливого согласия которых совершаются все эти преступления.

Крячко уже отошел от Леонида и прислонился спиной к стене.

– А Охотник? – Гуров поднялся на ноги. – Как получал деньги он?

– Я передавал ему его долю. Но встречу тоже назначал он сам. Звонил мне на мобильник и просто говорил: встречаемся там-то во столько-то. Обычно это происходило по ночам в каких-нибудь захолустных уголках столицы. Но он мог забрать деньги и при следующей переправке жертвы в Самарканд. Если с наличкой не горело. – Леонид криво усмехнулся. – Охотник как-то сказал, что работает не за деньги. Может, понтовался, а может…

– У меня к тебе еще один вопрос, Леня. Скажи, а мог ли Охотник, увлекшись игрой с дамой, но не получив от нее взаимности, пойти на физическое насилие, что повлекло бы за собой смерть девушки? Насколько он уравновешен в плане психики?

Дмитрук несколько раз моргнул, пытаясь понять, о чем его спрашивают. Видимо, суть вопроса была не совсем ясна парню.

– Насчет психики я не знаю. То, что он странный… Это да. Но убийство… Вы ведь имеете в виду убийство девушки. Я правильно понял?

Гуров кивнул.

– Пропавших девушек не четыре, как следует из твоего рассказа, а пять. Труп пятой нами обнаружен. Некто Татьяна Прыткунова. Не знакома?

Дмитрук отрицательно покачал головой.

– Девушка была изнасилована и убита, – продолжил Гуров. – Мы арестовали человека, совершившего это преступление. Он признался, но причастность к исчезновению других девушек отрицает. И нам хотелось бы до конца прояснить…

Полковнику показалось, что на какое-то мгновение, всего на пару секунд, глаза Леонида заинтересованно блеснули. Ничто так не радует негодяя, как несчастье другого такого же негодяя. Вероятность того, что уголовка взяла Охотника раньше, чем его самого… Но Дмитрук тут же потупился.

– Это не он.

– С чего такая уверенность? – прищурился Гуров.

– По нескольким причинам. Кем бы ни был Охотник в действительности, он не насильник и не убийца. Женщины для него нечто совсем иное. Это как противник, которому ты бросаешь вызов и автоматически ставишь на себя. Тут важен не результат, а процесс… Здесь его сущность за версту видно. И потом, – Дмитрук выдержал новую паузу, – будь это Охотник, он ни в чем бы вам не признался. Не из той породы.

– Но ты же признался, Леня.

– Я другое дело. У меня, знаете, как-то нет ни малейшего желания умирать. Да и физическую боль, – он коснулся указательным пальцем правой руки кончика расквашенного носа, – я тяжело переношу. Охотник другой.

В чем именно он другой, Дмитрук объяснить отказался. А возможно, просто не сумел подобрать соответствующих определению слов. Гуров не стал пытать его по данному вопросу. Вместо этого он выудил из кармана пиджака фото Антонова и протянул его Леониду. Не старый фоторобот, сделанный, когда Антонов еще находился в розыске, а фотографию, выполненную уже перед отправкой насильника в следственный изолятор.

Дмитруку хватило всего одного взгляда на изображение молодого человека, и он тут же вернул снимок полковнику.

– Это не он, – мрачно резюмировал задержанный.

– И даже не знаком?

– Нет. Первый раз вижу.

– Ладно. – Гуров убрал фотографию на прежнее место. – Вставай, Леня. Поехали.

Тот не спешил подниматься.

– Мне… Что мне грозит? – Вопрос дался с трудом.

– Это решать не мне, – невозмутимо парировал Гуров. – На этот счет у нас есть суд присяжных, прокуроры, адвокаты. Но знаешь что, Леня, мне кажется, у тебя есть шанс. Обещать ничего конкретного не стану, но шанс есть.

– Какой?

– В некотором смысле искупить свою вину перед обществом.

– Я понял. А в чем он выражается?

Вот она, продажная сущность лишенного собственного «я» человека. Сегодня по одну сторону баррикад, завтра по другую. Принципиального значения не имеет. Лишь бы присутствовала личная выгода. Очень удобная позиция.

Дмитрук встал. Хотел было повести затекшими плечами, но полноту движения ограничили фиксирующие за спиной запястья наручники. Молодой человек преданно, по-собачьи, смотрел в глаза полковнику Главного управления уголовного розыска.

– Давай пока не будем ставить телегу впереди лошади, Леня, – ответил Гуров. – Но нам, думаю, предстоит многое проделать теперь совместными усилиями. Охотника твоего отловить, например. Да и насчет самаркандской компании у меня имеются кое-какие соображения. Пока только соображения. Подобные вопросы с кондачка не решаются. Не будем размахивать шашкой, надо посоветоваться с начальством, да и вообще…

Гуров не завершил мысли. Кивнул Крячко, и тот, жестко взяв Дмитрука под локоть, вывел его за пределы собственной квартиры. Гуров покинул обитель Леонида последним, аккуратно закрыв за собой дверь.

Ветер разогнал наметившиеся было на небосклоне дождевые тучи, не дав им ни малейшего шанса освежить иссушенную почву благодатной природной влагой. Солнце торжественно и победоносно простирало свои длинные вездесущие лучи над столицей, нисколько не заботясь об измученных маревом горожанах.

Гуров сел за руль, а Крячко с задержанным Дмитруком расположился на заднем сиденье ведомственной «Волги». Станислав был на редкость молчалив и сосредоточен. Рассказанная парнем история про Самарканд, секс-рабынь и Охотника оказала на Крячко соответствующее впечатление. К бандитским разборкам, когда алчные крысы рвут друг другу глотки ради одного лишнего куска, полковник успел привыкнуть и даже относился к этому факту как к некоему обязательному ритуалу в их современной жизни. Их с Гуровым обязанность ловить и отправлять за решетку всех этих бандюганов, и тут, как говорится, каждый при своих. Но в данном случае… Почему должны страдать невинные молоденькие девушки? Страдать только потому, что им выпало несчастье встретить некоего Охотника и искреннее полюбить этого мужчину? О чем он думает, когда соблазняет очередную жертву? Какие чувства испытывает? Да и есть ли у него вообще какие-то чувства? А без чувств это уже не человек получается, а зверь натуральный.