После завтрака Ян проследовал в концертный зал, к огромному облегчению Есении, позабыв о ней, а она, схватив перчатки и секатор, отправилась в сад.

С момента примирения с Яном она проводила в саду много времени. Ей удалось расчистить почти все тропинки, и теперь казалось, что возле некоторых из них прорезают землю первоцветы.

Она исступленно обрезала ветви кустов и деревьев, словно они были путами, привязывающими ее к той жизни, которой она больше не желала и из которой хотела отчаянно вырваться. После первой стрижки растений она провела вторую, затем третью. Возможно, нарушая все правила сроков обрезки, но зима в этом году выдалась снежная и не очень холодная, поэтому природа стерпела все ее издевательства и с появлением солнца растения с лихвой отблагодарили ее за всю заботу. Они выпускали новые почки, медленно, но неотвратимо превращающиеся в листья – свидетельство новой жизни, которая непременно повторится, вне зависимости от того, будем мы в ней или нет.

Все те растения, которые были списаны бездушными торговыми центрами и за которые Есения билась, как за собственных детей, прижились и начали подавать признаки жизни. Есения испытывала ни с чем не сравнимую радость, наблюдая их расцвет, и невольно задавалась вопросом: если маленькое хрупкое растение способно побороть все тяготы жизни и вернуться в мир живых, будучи практически уничтоженным, неужели она сама не способна на это?

Задумавшись, она так глубоко погрузилась в свои мысли, что не заметила, как в сад проскользнула Маша.

– Он уезжает, – выдохнула та, остановившись за спиной хозяйки и тревожно прислушиваясь к звукам, доносящимся из дома, – Ян играл последние музыкальные фразы, которые написал не так давно и которые по накалу страстей можно было сравнить лишь с лучшими произведениями Эндрю Ллойда Вебера. Такие эмоции Есения испытывала, лишь когда слушала самые известные партии из «Призрака Оперы». Ян в очередной раз совершил невозможное, превзойдя талантом английского маэстро. Но сейчас ей было плевать на мужа и его музыку.

– Как уезжает? – Есения медленно обернулась и взглянула на Машу. Та была словно в тумане.

– Да, завтра утром. Я говорила с управляющим магазином. Он сказал, что Алексей оставил все на него, а сам завтра уедет и неизвестно, когда вернется.

– Во сколько поезд?

– В шесть утра. Он единственный отсюда, я уточнила.

Маша с сочувствием смотрела на Есению, которая сникла в один момент, словно цветок, вырванный из земли, брошенный и безжалостно растоптанный. Кажется, этот Алексей, которого она никогда не видела, но которого словно почувствовала, войдя в его магазин – теплый, залитый солнцем и ароматом старых яблок, подходил ей гораздо больше неврастеника и самодура Яна, который относился к ней, как к своей собственности, как к комнатной собачонке.

Она никогда не позволяла себе говорить об этом с Есенией, и вообще за долгие годы работы в богатых домах Маша отучила себя от суждений и сплетен, из-за которых вполне можно было лишиться теплого места и хорошего заработка, но в глубине души она не могла не думать, что Есения не была создана для Яна. Ей нужна была любовь, которую самовлюбленный гений не был способен подарить.

– Спасибо, – помертвевшими губами прошептала Есения и снова вернулась к своим розам, которые уже достигли совершенства и хотели лишь одного – покоя, чтобы отдаться на волю весны и заново возродиться к жизни.

– Я могу еще что-нибудь для тебя сделать? – робко спросила Маша, но Есения лишь молча покачала головой и снова взялась за секатор, с трудом понимая, что еще она может сделать.

Маша ушла, предварительно вложив в руку хозяйки маленький ключ, который она не стала отдавать управляющему. Не стоило испытывать судьбу. Ян обладал фантастической способностью передвигаться быстро и бесшумно, а музыка вот уже несколько минут как смолкла. Есения так и осталась с дурацким ключом в руке. Не в силах пошевелиться, впервые с момента смерти матери ощущая, как ее жизнь разлетается на осколки. Ей даже не было так страшно в тот момент, когда она поняла, что Ян употребляет наркотики, ее не пугали до такой степени призраки и даже та новогодняя ночь, когда собственный муж едва не убил ее, не наводила на нее такой ужас, как простая фраза «Он уезжает».

Он уезжает, а она не может его остановить. Он уезжает, а она остается.

Остаток дня и половина ночи прошли как в тумане. Около двух часов, когда в доме и на улице наступила мертвая тишина, Есения услышала, как хлопнула дверь. Ян снова ушел. Она подошла к окну, но в ту ночь полную луну как назло закрыли тучи. На улице накрапывал мелкий дождик, и Есения не смогла различить в кромешной тьме, куда именно направился ее муж. Но ее пронзила внезапная мысль – если Ян ушел, то и она тоже может уйти из дома. Чтобы попрощаться. Чтобы отдать Ветру его ключ.

Идея показалась настолько простой и логичной, что Есения оделась, села на кровати и в тишине принялась ждать. Ехать раньше на вокзал не было смысла. Приезжать к нему домой, устраивать сцены и просить остаться – тоже. Она не привыкла унижаться, никогда этого не делала, к тому же он сказал, что собирается жениться. Кто знает, может быть, он и не соврал. Но у нее есть предлог – ей нужно отдать ему ключ. И она это сделает. Это нормально. Никто ее не осудит.

Она услышала, как часы в глубине дома пробили три, затем четыре часа. Наступал час волка, час самоубийств. Время, когда совершаются самые отчаянные поступки. Но Есения об этом не думала. Она осторожно поднялась в комнату Яна и достала из тумбочки свой телефон, который муж отобрал у нее в новогоднюю ночь. Ей понадобилось некоторое время, чтобы зарядить его, включить и вернуть к жизни.

На всякий случай она подготовила себе путь к возвращению – с трудом открыла шпингалет в столовой, приоткрывая окно. Зайдет через столовую. Окна в комнате для рукоделия Ян наглухо заколотил, как и большинство других окон в доме, а об этом забыл. По размышлении, она также решила отключить на несколько часов внешнее наблюдение за домом. Вдруг Яну взбредет в голову пересмотреть записи и он увидит, что она уходила из дома ночью.

…Все было готово. Оставалось лишь молиться богам, чтобы Ян не вернулся домой раньше времени.

И боги ее в этот раз услышали. Она выскользнула из дома в начале шестого. Вокзал находился недалеко от центра поселка, и ей нужно было