Все трое вошли в полосу глубочайшей тьмы. Питер шествовал впереди, стараясь держать как можно выше над головой свечу. Расплавленный воск струился по его пальцам и тек под рукав, поэтому когда он в тот день перед сном разделся, то обнаружил длинную застывшую белую полосу, протянувшуюся от запястья до самого локтя.

Пройдя не более полусотни ярдов от места, в котором они пережидали поезд, Питер остановился, коротко выкрикнул: «Эй!» – и почти побежал вперед. К тому моменту, когда остальные нагнали его, он снова стоял. А в ярде от того места, где он стоял, находился тот, ради кого они и пошли в туннель. Филлис, увидев красное, мигом зажмурилась. Мальчик в красной фуфайке сидел неподвижно, вдавшись спиною в стену, руки его двумя плетями свесились по бокам, глаза были закрыты.

– Красное – это кровь? Он ведь убит? – крепче прежнего смежила веки Филлис.

– Убит? Глупости, – твердым голосом проговорил Питер. – И ничего в нем нет красного, кроме фуфайки. Он просто сознание потерял. Но нам-то теперь что делать? – впал он в некоторую растерянность.

– А вынести мы его не можем? – кинула вопросительный взгляд на брата Бобби.

– Вот уж не знаю, – явно испытывал на сей счет большие сомнения Питер. – Он какой-то здоровый.

– А если ему смочить водой лоб… – начала было Бобби, но спохватилась: – То есть воды-то, конечно, у нас с собой нет. Зато есть молоко, – тут же сообразила она. – Оно же такое же мокрое, как вода, а у нас его целая бутылка.

– Правильно, – кивнул Питер. – А еще в таких случаях вроде бы помогает растереть руки.

– А еще жгут перья под носом, я знаю, – вмешалась Филлис.

– Какой смысл говорить о том, чего мы не можем сделать, – бросил через плечо ей брат.

– А между прочим, можем! – с торжеством объявила Филлис. – У меня в кармане лежит воланчик для бадминтона, и он с натуральными перьями. Вот!

Питер принялся растирать мальчику руки, Бобби жгла у него в это время под носом перо из воланчика, а Филлис брызгала щедро ему на лоб теплое молоко. И все трое твердили проникновенной скороговоркой:

– Ну же, пожалуйста, посмотри на меня. Поговори со мной. Ну, пожалуйста. Ну, для меня.

– Ой, посмотри на меня. Ой, поговори же со мной. Ради меня поговори, – снова и снова хором твердили все трое, а «гончий» в красной фуфайке и с совершенно белым лицом так и сидел неподвижно, прижавшись к стене туннеля, и глаза его были закрыты.

– Намочи ему молоком уши, – велела Бобби сестре. – Я знаю, так делают, когда человек потерял сознание. Только одеколоном. Но, думаю, молоко тоже должно сработать.

И уши мальчика вскорости были все в молоке, и шея – тоже, потому что с ушей оно стекало вниз, скрываясь под красной фуфайкой. Тьма в туннеле стояла густая и плотная. Огарок свечи, который Питер прикрепил к камню, почти не справлялся с ней.

– Ой, пожалуйста. Ну, посмотри. Ну, ради меня, – снова начала Филлис. – По-моему, он умер.

– Ради Бога! – воскликнула Филлис. – Не умер он!

– Да ради всего святого! – подхватил Питер. – Приди в себя!

Он с силой тряхнул пострадавшего за руку.

Мальчик в красной фуфайке вздохнул, открыл глаза, затем снова закрыл и очень тихо сказал:

– Прекрати.

– Ой, он не умер, я знала, что он не умер, – проговорила Филлис и принялась плакать.

– В чем дело? Я в полном порядке, – заявил «гончий».

– Выпей, – строго произнес Питер, пропихнув ему в рот горлышко бутылки с молоком.

Мальчик решительно воспротивился и, пролив в борьбе за свободу и независимость своего рта некоторое количество белой жидкости из бутылки, спросил:

– Что это?

– Молоко, – отозвался Питер. – Не бойся. Тебя окружают друзья. Фил, прекрати немедленно выть! – гаркнул он.

– Попей, – ласково обратилась к мальчику Бобби. – Тебе от этого станет легче.

Он начал пить, а трое детей на него безмолвно смотрели.

– Дайте ему минутку, – прошептал Питер. – Сейчас молоко огнем заструится по его жилам, и он ощутит прилив сил.

И ему полегчало.

– Мне полегчало, – объявил он. – И я помню все, что случилось. – Он попытался встать, но тут же со стоном вновь опустился на прежнее место. – Проклятье, я вроде ногу сломал.

– Ты что, здесь упал? – шмыгнула носом Филлис.

– Я не ребенок, чтоб падать, – возмутило ее предположение «гончего». – Просто меня в темноте подсек чертов провод. А когда я попробовал встать, то не смог. Вот и уселся здесь. Ох, ангел ты мой крылатый, больно-то как! – взвыл он, едва попытавшись пошевелить ногой. – Как вас-то сюда занесло? – спросил он у детей.

– Мы увидали, как все вы зашли в туннель, а потом перешли по холму на другую сторону посмотреть, как вы выйдете. Остальные вышли, а ты – нет. Короче, мы вроде спасательного отряда, – гордо выпятил грудь Питер.

– Ну, в таком случае, вы ребята неробкие, – заметил мальчик.

– Да ладно тебе, – проявил скромность Питер. – Лучше скажи, ты идти-то сможешь, если мы станем тебя поддерживать?

– Попытаюсь, – ответил «гончий».

Он попытался, однако стоять мог лишь на здоровой ноге, а поврежденная при падении была неестественно вывернута.

– Дайте скорее мне сесть, – быстро проговорил он. – По-моему, я прямо сейчас умру.

Они бережно опустили его на гравий, и он тут же закрыл глаза. Питер, Бобби и Филлис при свете огарка смотрели растерянно друг на друга.

– Ну, и что нам делать теперь? – был в полном недоумении Питер.

– По-моему, – торопливо заговорила Бобби, – вам надо скорее идти за помощью. И хорошо бы она нашлась в ближайшем же доме.

– Да, это единственный вариант, – согласился Питер. – Пошли, Фил.

– Только сперва ты возьми его за ноги, а мы с Фил возьмем за плечи, – остановила его Бобби. – Наверное, нам удастся его таким образом донести до ниши.

И они с этим справились, хотя, надо добавить, травмированному «гончему» весьма повезло, что он в это время был без сознания.

– Теперь я останусь с ним, – объявила Бобби. – Но ты, Питер, пожалуйста, отломи мне кусочек свечи. Пусть будет мой покороче, а твой подлиннее. И возвращайтесь скорей. Мне света надолго не хватит.

– Сомневаюсь, что мама обрадовалась бы, узнав, что я тебя здесь оставил одну, – колебался брат. – Давай лучше я здесь постерегу его, а вы с Фил пойдете.

– Нет, нет, нет, – возразила она. – Пойдете вы. Только, Питер, оставь мне еще свой ножик. Хочу попытаться, пока он еще не пришел в себя, снять ботинок с его ноги.

– Надеюсь, мы правильно поступаем, – уступил под ее напором Питер.