Но из чьей могилы — это вот было непонятно.

— Что случилось? — Ильяна потянула спутника за рукав, — ты что такой?

Нет, он должен оплатить свой долг! Выбора у него все равно нет!

Евгений заставил себя повернуться и прислониться спиной к боку Белицы.

Он заглянул в темные глаза девушки. «Он хочет, чтобы…» Нет, только не это… Он бы до этого просто не подумал, чтобы сграбастать девушку в объятия и поцеловать ее в губы. А теперь вдруг… Нет, это все из-за головной боли!

Нет, думал Евгений, беря Ильяну за руку, это не я… Это Черневог действует моими руками!

Но вокруг них простиралась ночь. Евгений почувствовал, как его дыхание начинает слабеть. Но зато лес вокруг словно начал оживать.

Юноше вдруг захотелось предупредить Ильяну. Он захотел сказать — не верь ему, он и в самом деле Евгений Павлович, но зато ты не знаешь, что привело его сюда! Перед его глазами еще стояла сцена, как Ильяна тонет, потом как сгорает на огне. Нет, это же полная бессмыслица! Вдруг голова стала кружиться пуще прежнего, и Евгений подумал, что он запросто может упасть в обморок… Но жизнь по чьей-то странной прихоти продолжала держаться в его теле…

Боже, прошу тебя, прекрати это, избавь от мучений!

Но почему же он все еще дышит?

Ильяна, которую он все еще держал в руках, обмякла. Потеряла сознание?

Надо бы перестать сжимать ее. Но почему же руки не разжимаются? Что-то шептало в его мозгу:

— Мальчик, смерть ведь такая страшная, такая холодная…

* * *

Петр, съезжая с холма и въезжая на другой, думал, что сейчас сражаются волшебные силы. С одной стороны — заклятья Ильяны, которая хочет направить его в ложную сторону. Зато им противостоят силы Эвешки и Саши, которые, наоборот, указуют ему верный путь. И неизвестно было, кто возьмет верх в этой битве. Вот только это как раз отражалось на Петре и его лошади.

Если бы Кочевиков сам обладал какой-нибудь волшебной энергией, то он бы мысленно сказал дочери:

— Ильяна, если ты уж так хочешь сбежать, то тебе не следовало оставлять преследователям лошадей… Если, конечно, ты и в самом деле не хочешь, чтобы тебя поймали!

Но отцу казалось, что в глубине души Ильяна как раз хочет быть пойманной, если, конечно, она была бы уверена, что ее спутнику не причинят зла. Она бы наверняка поговорила с отцом, но только в отсутствие всяких волшебников. Сейчас до него не долетало ни одной мысли Саши, и Петр решил, что Ильяна явно старается изо всех сил. Но только бы успеть до темноты, иначе — трудности. Волк тоже опасливо фыркал, понимая, что нужно быть осторожнее.

Вдруг произошло неожиданное — когда Волк спускался с очередного холма, то вдруг что-то испугало его. Лошадь стала храпеть и пятиться назад.

— Что такое! — удивленно произнес Кочевиков и потянул носом. Явно пахло водой. Откуда тут река? Но где вода, там, как известно, и змеи…

Что-то ползло в зарослях кустарника.

— Ну, ш-ш-шчто у нас-с-с-с? — послышалось шипение, — это ч-шеше-ловек с мечом? Как хорош-ш-ш-шо! Иногда так бывает приятно повстречать старых друзей! Хорош-ш-шо!

И вдруг шелест усилился — змея, или что там было, явно начала надвигаться на Петра. Кочевиков заметил поблескивающее на фоне травы и листьев тело, которое и в самом деле ползло к ним, и ударил Волка пятками в бока, побуждая его перепрыгнуть через нападавшего.

Из-за куста вынырнула змееподобная тень, и вдруг Петр почувствовал, как плечо пронзила острая боль, которую сменило все усиливающееся отупение.

Последнее, что почувствовал Петр — как его нога царапнула седло, а потом он повалился со спины верного Волка.

* * *

Мисси, бедная коняшка, вся из сил выбивалась, устремляясь вперед.

Странно, что мысли Петра больше не чувствовались. Как только Кочевиков поехал вперед, Саша ловил каждую его мысль, что успокаивало его — со свояком было все в порядке. Потери мысленного контакта Александр опасался больше всего. Конечно, тут не обошлось без вмешательства нечистой силы, в этом можно было быть уверенным. Петр всегда носил с собой серу и соль — против нечистой силы, но кто знает, что случается, если появляется нечто незнакомое?

А ведь Саша уговаривал, как мог, свояка, чтобы он оставался рядом с ним — для чего безрассудно рисковать? Но тот, конечно же, не послушался.

Саше хотелось думать, что это все проделки Ильяны. Может, Петр нашел-таки ее наконец, и теперь они разговаривают. И Ильяна специально не пропускает свои мысли, чтобы никто их не подслушал. Впрочем, Сашу одолевали мучительные сомнения и страхи.

— Мисиги! — то и дело окликал он, но старый друг что-то не спешил показаться. А молодые, неопытные лешие, конечно же, сторонились человека. Известно, что они терпеть не могут людского духа. Лешие терпеть не могли людей и их волшебтво, а потому не исключено, что они тоже пытаются помешать им в поисках Ильяны.

Все-таки сердце Саши было не на месте — Ильяна не стала бы так изощренно прятаться. Но в ее действиях просматривалась все равно непоследовательность — ведь чего только стоит беспечность с оставленными лошадьми. И это на фоне неслышимости ее мыслей. Уж не Черневог ли тут приложил руку? Если так, то тогда Эвешка права — Мышонок уже больше не Мышонок. Ильяна, с одной стороны, оставила отца с кровоточащей раной на полу, да еще в бессознательном состоянии. Но зато положила под голову подушку и накрыла его одеялом! Сполшные несовпадения!

И все же Саша не переставал посылать мысленные сигналы — Мышонок, подумай! Подумай! Ведь ты повернулась против всех, кто искренне любит тебя, желает тебе добра! Мышонок, мне очень грустно, что ты так поступаешь! Мне нужно поговорить с тобой! Я обещаю, что не причиню вреда твоему новому другу!

Но Саша боялся, что его мысли так и растворяются в в пространстве, даже не успев долететь до рассудка девушки. Но тут он вспомнил недавний пожар, как он спасал книги из огня. Книги едва не стоили жизни ему и Петру.

Но почему же молчит Петр?

Неужели он не слышит, неужели он ни о чем не думает?

Петр, если ты меня слышишь — остановись и подожди меня! Что-то очень неспокойно на душе!

Миссиги, а ты-то меня слышишь? Пожалуйста, услышь меня, ты мне нужен!

И вдруг внезапная мысль обожгла его сознание.

— Петр? — осторожно спросил Саша и вдруг понял, что так ему не нравится — какая-то неподвижность воздуха. Но ведь Волк наверняка должен был это почувствовать?

А вот и сам Волк — какой-то возбужденный, седло пустое, съехавшее немного набок. Лошадь вся взмыленна, напугана. Он бежал со стороны, где, как знал Саша, водились змеи… Но это не его, не его вина…

— ПРоклятье! Мисиги! Очнись!