Потом он попросил у меня разрешения коснуться моей груди. Я запретила ему это, но он сказал:

– Через блузку, Кейт. Я просто положу на нее руку.

Моя грудь тоже молила о таком прикосновении.

– Ладно, просто положи туда руку, – заявила я.

Так он поначалу и сделал. Но затем он снова стал целовать меня, а рука его начала играть с моей грудью: он сжимал ее и поглаживал. И я сама сказала, чтобы он коснулся и второй груди. Мэтт постанывал, да и я, должно быть, тоже. Я еще ни разу не чувствовала такого желания. Затем его руки оказались у меня под блузкой, и он расстегнул мой лифчик. Мой разум сказал нет, а тело крикнуло да. Мне хотелось, чтобы он касался меня везде. Но если бы так и произошло, что бы это значило для Мэтта? Наверняка он воспринял бы все слишком серьезно.

Он коснулся моей обнаженной груди, и мне вдруг страшно захотелось сказать, что я люблю его. Я удержалась от подобной глупости, хотя сейчас у меня такое чувство, что я была тогда просто в беспамятстве. Не помнила, ни кто я, ни где нахожусь. И тут Мэтт прошептал мне на ухо: «Я люблю тебя, Кейт». Это мгновенно вернуло меня к реальности. Я быстро села и поправила блузку.

Мэтт тяжело дышал. Он вновь попытался поцеловать меня, но я отстранилась.

– Прошу тебя, Кейт, – прошептал он едва ли не плача.

Я заметила, как вздулся бугор у него на брюках, и быстро отвела взгляд куда-то в сторону.

– Мэтт, – сказала я, – после Кайла ты мой лучший друг. Ты ведь знаешь это, правда?

Он сказал, что знает. А я заявила, что лучшие друзья не занимаются любовью, поскольку такой опыт может полностью разрушить их отношения. «Остается надеяться, – сказала я ему, – что мы и так не зашли слишком далеко».

Я все говорила и говорила об этом, пока Мэтт не приказал мне заткнуться. Он так и сказал:

– Кейт, да заткнись ты, ради бога. Я слышал это от тебя и раньше.

Поначалу он был мрачным и надутым, но потом понемногу оттаял. Мы болтали и смеялись часов до одиннадцати, после чего Мэтт ушел. Он сказал, что заглянет к нам завтра, прежде чем ехать домой, в Колбрук.

Обдумав затем все, что случилось, я здорово разнервничалась. Получается, я совсем не могу доверять своему телу: оно явно действует так, как ему вздумается.

4 июня 1946 г.

Я уже почти упаковала все вещи для возвращения в Линч-Холлоу. Кайл тоже готовится к отъезду. Даже не передать, как я рада, что скоро попаду домой. Безумно скучаю по своей пещере.

Отношения у нас с Кайлом немного натянутые, но я надеюсь, что к утру все пройдет. Сегодня вечером я переодевалась к ужину и немного запаздывала. Надев одну только юбку, я стояла перед зеркалом и причесывалась. По правде говоря, я любовалась своим отражением. Волосы у меня густые и блестящие, а груди такие белые и округлые. Внезапно в дверь постучали. Это Кайл решил поторопить меня. Не знаю, почему я ему не ответила. Просто стояла перед зеркалом, прекрасно понимая, что он должен войти. Он и вошел. Я замерла спиной к двери, с расческой в руках. «Кейт», – начал он и тоже замер, увидев мой обнаженный торс. Я смотрела в зеркало на его отражение, а он смотрел на мое. Ни один из нас не пошевелился, не промолвил ни слова. Наконец он шагнул назад и тихонько прикрыл за собой дверь.

Когда я спустилась вниз, Кайл уже сидел за столом. Кроме нас, там находилась еще пара жильцов, и Кайл за ужином разговаривал только с ними. Затем мы вместе поднялись наверх, и он сказал, что я могу взять чемодан побольше и что у него есть коробка, в которую мы можем сложить свои книги. Его друг Пит отвезет нас завтра утром на станцию, заявил Кайл, но перед этим неплохо бы позавтракать. Он так и не коснулся того эпизода в моей спальне, все ходил вокруг да около. Даже не знаю, кого он винит в случившемся: себя – за то, что вошел без разрешения, или меня – за то, что не предупредила его. Не уверена также, почувствовал ли кто-нибудь из нас хоть каплю стыда. Одно я знаю точно: если бы передо мной опять возник выбор – ответить на его стук или нет, я бы вновь поступила так же.

Все утро Иден провела в своей комнате. Дважды она включала процессор и перечитывала то, что было написано ею за последние дни. Дважды она замирала в ожидании вдохновения, которое так и не снизошло на нее. Несколько раз за утро она укладывалась на кровать и молча смотрела в потолок. Наконец она устроилась в кресле-качалке и принялась разглядывать фотографию матери. Кэтрин Свифт, с ее роскошной косой и великолепными зубками, ослепительно улыбалась в объектив фотоаппарата. Иден всегда принимала этот образ как данность, даже не задумываясь о том, что скрывалось за этой улыбкой. Оказалось, очень многое. И теперь ей предстояло решить, как отобразить это все на экране.

Ее мать прекрасно описывала собственные эмоции. Пролистывая этим утром дневник, Иден и впрямь ощущала себя в шкуре Кейт – причем до такой степени, что порой ей приходилось откладывать тетрадь и какое-то время бесцельно смотреть в окно. Она даже ущипнула себя за руку, чтобы узнать, как скоро там выступит кровь. Иден изо всех сил впивалась в собственную плоть, пока слезы не брызнули у нее из глаз, но на коже остался лишь слабый след от ногтей.

Она вздрогнула, услышав стук в дверь.

– Уже час пятнадцать, – раздался из-за двери голос Кайла. – Не хочешь перекусить?

Час пятнадцать? Она провела взаперти целых полдня. Открыв дверь, она увидела нахмуренное лицо Кайла.

– С тобой все в порядке? – спросил он.

– Да. Я сейчас спущусь.

Он направился к лестнице первым.

– Лу уехала с подружкой в одно из живописных местечек. Она ездит туда раз в неделю, делает наброски. Правда, ей нравится не столько пейзаж, сколько компания. – На кухне Кайл первым делом открыл холодильник. – Я сделал салат из тунца. Приготовить тебе сэндвич?

– Да я и сама справлюсь. Ты уже ел?

– Да, но я составлю тебе компанию.

Налив себе холодного чаю, он вернулся к рассказу о том, что представляла собой подружка Лу. Родом она из Джорджии, заметил Кайл. У нее трое внуков, и она просто помешана на фиалках. Подобная болтовня была вовсе не в его стиле. Иден слушала, отщипывая понемножку от сэндвича.

Затем Кайл умолк и пригубил свой напиток.

– Что-то ты сегодня не в настроении, – заметил он, глянув на Иден.

– Кайл, ей явно требовалась помощь психиатра. – Иден надеялась, что в ее голосе не было обвиняющих ноток. Ей вовсе не хотелось ни в чем обвинять Кайла.

Он провел пальцем по запотевшему стакану.

– Да, пожалуй. Не забывай только, что это был 1946 год. В то время все обстояло несколько иначе, чем теперь…

– Я понимаю, что тогда это было как клеймо. Но она и правда нуждалась в помощи.

– Дело не в клейме, Иден. Хоть Кейт и не знала, но я говорил о ней с разными людьми. С тем же Стэном Латтерли. Пытался получить хоть какой-то дельный совет. Так вот, практически все считали, что ее, скорее всего, запрут в больнице. А я, как ты понимаешь, не собирался этого допускать.