Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты что, ответишь? – хлопает ресницами тяжело дышащая Бабочка.
Увы, да. Звонить могут из ***ска, а это – залог нашего прекрасного общего будущего.
Подношу телефон к уху, приняв звонок, и возвращаюсь в своим движениям, вынудив Бабочку уткнуться в мое плечо, куда она и глухо постанывает.
– Да!
– Господин Чеховской, Городецкий беспокоит, – слышу в трубке голос Степы.
Черт, это лучшее завершение сегодняшнего дня! Я разговариваю с ублюдком, трахая в это время его жену на столе в своем кабинете.
– Ваш боец отлично себя проявил. Способности у Артура есть. Я согласен тренировать его.
– Прекрасные новости, – скалюсь, жестче вторгаясь в попискивающую Бабочку. Ее ногти впиваются в мою спину, подгоняя меня. – Завтра мой человек составит смету расходов на ремонт вашего клуба. Надеюсь, вы не против? Дети должны заниматься в лучших условиях.
– Будем только рады, – отвечает тот лох. – Я, наверное, вас отвлекаю от пробежки? Дышите тяжело.
– Да, немного отвлекаете, – не отрицаю с очередным толчком. – Созвонимся позже.
– Жду Артура завтра, – говорит он на прощание, и я откладываю телефон, полноценно вернувшись к Бабочке.
– Прости, детка, – шепчу, целуя ее. – Ты чудесна…
Она содрогается в моих объятиях, вскрикнув от нахлынувшего оргазма. Ее волосы растрепались, на щеках появился соблазнительный румянец, губы воспалились от дерзких поцелуев, на лбу выступила испарина. Я губами собираю эти мелкие капельки, кончая снова в нее, а чуть позже, переводя дыхание, слышу странный вопрос:
– Ты всегда кончаешь в женщин?
– Эм-м-м…
Озадачила ты меня, Бабочка. Реанимировала в памяти неприятную историю с одной стриптизершей, которая несколько месяцев утверждала, что беременна от меня. Тогда-то я и узнал, чем грозит ДНК-тест до рождения ребенка. Уже перед самыми родами выяснилось, что сучка обманывала меня, чтобы бабки тянуть.
– Я не пью противозачаточные, Ром, – признается Бабочка.
– Шутишь? – Смотрю в ее глаза, пытаясь считать намерения.
– Уже год. Степа не знает. Хотела обманом забеременеть.
Так этот урод еще и бесплоден, походу! Чудный нежданчик.
– С тобой опасно иметь дело, – усмехаюсь, поцеловав ее. – Но открою тебе истину, меня детьми не напугаешь, Бабочка.
Она тихо смеется, лбом уткнувшись в мою грудь.
– Ром, ты же позаботишься о ребенке Лучианы?
– Нет, – отвечаю предельно честно. – Папашка позаботится.
– Ты знаешь, кто он? – Бабочка снова поднимает удивленное лицо.
– Ага, – киваю.
– Кто?
Улыбаюсь уголком губ:
– Тот, кто не сбежит от обязанностей.
Тот парень и от обязанностей не сбежит, и от Романа Чеха. Понимаю, почему Лучиана жалеет о сорвавшемся из-за ее упрямства побеге. У нее был шанс уберечь всех, а теперь может произойти непоправимое.
Едва я привожу себя в порядок, воспользовавшись ванной на первом этаже, домой возвращается Артур. Уставший и недовольный. Я застаю обрывок их с Чеховским разговора, в котором мальчик жалуется, что ему не нравится бокс.
– Мне тоже много что не нравится, – отвечает тот. – Например, беременность твоей сестры.
Я, как учитель, за своевременное половое воспитание детей, но не в такой жесткой манере, в какой им занимается Чеховской, поэтому вмешиваюсь:
– Нет ничего предосудительного в ошибках. Наверняка Роман Алексеевич тоже по молодости глупил. Например, неправильно ухаживал за девушками, – улыбаюсь я.
Чеховской стреляет в меня взглядом.
– А бокс, – продолжаю я, – укрепляет здоровье, силу духа. Поверь, я знаю, о чем говорю.
Мои слова ничуть не поднимают настроение мальчику. Взвалив на себя рюкзак, он, шаркая ногами, выходит из кабинета.
– Ребенку должны нравиться его увлечения, – замечаю я.
– Он еще слишком мал, чтобы разбираться – что ему нравится, – фыркает Чеховской.
– Ты невыносим.
– Просто не хочу еще одного разбаловать. А то еще и этот в пятнадцать приведет сюда какую-нибудь беременную прошмандовку.
– Знаешь, Ром, исходя из твоей логики, я делаю неутешительный для себя вывод, что тоже слишком убога для твоей семьи. Отца я не знала, мама со своим новым мужем живет на Кольском, в последний раз я виделась с ней на своей свадьбе шесть лет назад. Зарабатываю я немного, можно сказать, финансово завишу от мужа. В светских кругах не тусуюсь и не привыкла завтракать лобстером. Ты подумай об этом в ближайшие три дня. Насколько велика разница между мной и Котей?
– Между вами пропасть, Бабочка, – отвечает он, хотя по лицу видно, мои слова его задели.
– Завтра я захочу стать независимой и начну толкать наркоту в школе, – пожимаю я плечами. – Может, пропасть – это лишь шаг, который можно сделать в любую сторону? Шаг, которым можно вернуться в исходную точку и начать все сначала? Ты не узнаешь, на что готов тот парень ради Лучианы и их сына, пока не дашь им шанс. Ты прав, Ром, твоя командировка всем пойдет на пользу. Надеюсь, через три дня все изменится в лучшую сторону.
Я беру сумку и разворачиваюсь, но шага сделать не успеваю. Чеховской обвивает меня руками за талию и грудью прижимается к моим лопаткам.
– Ты только не думай обо мне, как о монстре, – шепчет мне на ухо, согревая своим теплом и нежностью.
– Иначе что? Превратишься в него? – выдыхаю, закинув голову на его плечо.
– Сама сказала, это лишь шаг.
– Приятно, что мои слова не пустой звук. А сейчас пусти. Мне нужно домой.
– Останься со мной, Бабочка. – Он кончиком носа утыкается в мою шею. – Все равно твой брак уже не спасти.
Прав же, негодяй! Как же он прав! Разведусь я со Степой, или решусь прожить с ним до старости, нашему браку конец. Мы уже не существуем, как муж и жена. Но Чеховскому рано знать о моих намерениях. Пусть пока считает себя моим любовником и никем больше. А то начнет права качать, не отделаюсь.
Обернувшись в кольце его рук, я кладу пальцы на его плечи и смотрю в его печальное лицо.
– Рано, Ром. Мы и так торопимся.
Сглотнув, он кивает.
– Да. Прости. Я снова давлю.
Он притягивает меня к себе и целует. Крепко и порывисто, оголяя нежелание отпускать. Да я и сама бы не отлипала от него, будь он чуточку добрее. Его эгоизм и жесткость отталкивают. Он мнит себя вершителем судеб племянников, тогда что будет творить с жизнями родных детей? Тотальный контроль и выбор без выбора?
Распрощавшись с ним в немом молчании, я сажусь в такси, которое вызывает Саша, и уезжаю. Странное чувство: мое тело счастливо от полученного адреналина, сердце ноет, мозг взрывается. Бояться, желать, любить, ненавидеть. Неужели все это можно испытывать по отношению к одному человеку? Со Степой было проще? Симпатия и уважение. Они граничат друг с другом без малейшего контраста. А с Чеховским все так сложно, что проще броситься с моста, чем разобраться в своих чувствах.