– И что же, снова сделаешь меня своей пленницей? – напряжённо спрашиваю.

Ощущаю зарождающуюся гипервентиляцию в лёгких. Грудная клетка поднимается и опадает, а мне становится всё труднее дышать.

Осень приближается. Холодный воздух касается разгорячённой от волнения кожи.

– Женой, – напряжённо повторяет, точно заезженная пластинка, наблюдая за началом истерики.

А у меня в голове вновь детонирует бомба. Ударная волна сносит всю сдержанность, спокойствие, уравновешенность, что во мне когда-либо были.

Я более чем отчётливо представляю тот брак, что он готов мне предложить. Существование, в котором я навсегда останусь безвольным созданием, не знающим жизни. Для такого, как он, его слово – закон. Моё – лишь просьба, которую можно пропустить мимо ушей.

И даже не знаю, зачем ему этот фарс? Разве он любит меня? Нет. Не любит. Возможно, хочет присвоить. Или же просто успокоить этой свадьбой совесть. А дальше – вести прежний образ жизни, внушая себе, что исполнил долг чести.

– А ты меня спросил, хочу я замуж или нет? – кричу, ощущая жжение в лёгких и слёзы, царапающие глаза. – Я ещё ничего в жизни не попробовала, не путешествовала. Не училась в университете, не работала! Я других мужчин не пробовала!

Последние слова звучат оглушительно. Чуть ли не эхом разносясь по всему двору. Наверняка каждый, кто находится в приюте сейчас, их слышал. Я стремительно краснею ещё пуще.

Моя истерика некрасивая, нервная, возбуждённая гневом и злостью. Уверена, что и слёзы, текущие по щекам, не прибавляют мне сейчас привлекательности.

В глазах моего похитителя холод, заставляющий покрываться моё сердце инеем. Он глух к моим мольбам.

Ему плевать на мои желания. И меня пугает, что именно таким станет моё будущее. Холодным. Одиноким.

– Никаких других мужчин у тебя не будет. Никогда, – произносит глухо. Моему нездоровому воображению кажется, что его голос доносится из самой преисподней, – сегодня я приеду на ужин к Сабурову, и мы заключим сделку.

Лишь интуитивно я понимаю, что Ямадаев в бешенстве. Страшно зол. Только из-за чего? Удивлён, что я не хочу окольцевать себя предложенными путами?

О какой сделке речь? Что знает Сабуров?

Нет, сестра не в курсе, иначе сказала бы. Не могла не сказать. Ведь так?

Якуб поворачивается ко мне спиной, делает несколько шагов. Затем останавливается, будто что-то вспомнив. Не оборачивается, лишь наклоняет голову в сторону так, что мне видна только его щека.

– Мухтар у меня. Если захочешь навестить, приезжай.

Он выплёвывает эти слова сквозь зубы с такой яростью, что я соображаю лишь одно – он всё ещё едва сдерживает себя.

– Мухтар жив? – тихо переспрашиваю, поздно понимая, что Якуб уже слишком далеко, чтобы услышать мои слова.

Работать я больше не в состоянии. Вызвала такси и умчалась домой. Не в мой дом. В чужой. Дом сестры.

Я её обожала. Любила всем сердцем и знала, что она относится ко мне так же. Но… порой ощущала себя здесь лишней.

Ведь сейчас у неё новая страница жизни. А я где-то в прошлом. Там, в ворохе воспоминаний, рядом с предавшей матерью, бедностью и попытками выжить.

Ворвалась в особняк, будто здесь есть кислород, которым могу напитаться. Пялюсь обезумевшими глазами на горничную, заставшую меня прислонившейся к стене. Смотрю на женщину, но не вижу. Всё вокруг плывёт.

– Аня, – подбегает ко мне сестра, – Рат сказал, что Ямадаев сегодня приедет. Я ничего не понимаю. Что ему от тебя надо?

Она выглядит красивой и бледной. Тонкой. Звонкой. С немного выпирающим на худеньком теле округлым животиком под трикотажным платьем. Хочется её оградить от жестокости мира. Сестра слишком близко с ним знакома.

Материнство ей очень шло. Сглаживая углы, о которые получал синяки её муж. Нет. Не в физическом плане. В эмоциональном.

– Не знаю, – почему-то вру, – Сабуров ещё что-то сообщил?

Сестра качает сокрушённо головой, прикусывая нижнюю губу.

– Нет. Ты же знаешь, из него слова не вытянуть. Мне показалось, что это связано с работой. Но Рат сказал, что ты должна быть на ужине.

А я, преодолевая желание опуститься по стене на пол, вползаю обратно в свою шкуру. Шкуру девочки, у которой всегда всё в порядке. Чтобы у других не возникало хлопот.

– Понятно.

Как сказать сестре, что Ямадаев вздумал взять меня в жены? Впрочем, она сама скоро всё поймёт.

Ощущала себя выхолощенной. Будто мои внутренние органы изъяли из тела и разместили по отдельности в спиртовые баночки. Как у экспонатов в Кунсткамере.

Сера выглядела встревоженной, а я старалась улыбаться, чтобы стереть это выражение с её лица. Пока она расчёсывала мои волосы, как в детстве. А затем помогала выбрать мне наряд.

А я не знала, что надеть, чтобы меня замуж не взяли.

Все платья в гардеробе очень красивые. А я бы натянула на голову холщовый мешок, если бы это помогло обрести свободу. Свободу, а ещё мужчину, который бы меня любил. А не исполнял свой долг.

– Пирожок, – мягко положив прохладные ладони на мои плечи, произносит сестра, – что это чудовище с тобой сделало? Мне больно на тебя смотреть. Тебя будто тут нет.

Я растягиваю губы в искусственной улыбке.

– Всё в порядке, – вру.

В комнату постучала горничная и сообщила, что гость явился.

– Ладно. Обманываешь меня, но мы потом поговорим. Пошли посмотрим на него. Хоть убей, не помню, как он выглядел. Хотя Сабуров уверяет, что мы виделись.

Сестра доводит меня до начала лестницы. К местечку, где нас не видно, зато можно спокойно наблюдать за теми, кто находится на первом этаже.

Я с замиранием сердца смотрю, как Якуб оглядывается по сторонам. Перевожу взгляд на сестру, пытаясь понять, каким может его видеть она. Девушка, чьё сердечко надежно защищено от его чар.

Её глаза сужаются, когда она изучает его. Хищно. Недобро. Узнаю это выражение. И она переводит глаза на меня.

– Ты влюблена в него? – задаёт вопрос, метко попадая в цель.

Я тут же приобретаю вид спелой свёклы. Краснота поднимается вверх, как ртуть в градуснике после того, как его поднесли к огню. Мгновенно.

Становясь похожей на рыбу, выброшенную на берег, в попытке внятно ответить, я то открываю, то тут же захлопываю рот.

– С чего ты взяла? – всё же беру себя в руки, отчаянно выуживая из нутра ложь. – Нет, конечно.

Глаза старшей сестры нацелены на меня, словно сканер, просвечивая до костей. Насквозь.

Не верит.

Она оглядывает ещё раз мой наряд с ног до головы. Что-то в её сознании будто перещёлкнуло. Изменилось.