По всей видимости, он ожидал от защитника и от Ушакова поддержки в виде проявлений праведного гнева. Но высокопарный слог следователя не произвел должного впечатления на присутствующих. Дубровская понимала, что сыщик кипятится вовсе не из-за того, что ему вдруг стало обидно за обвиняемого. Уголовное дело, как стройное здание, возводимое им со всей тщательностью, кирпичик за кирпичиком, вдруг дало трещину и просело. Если не принять меры, оно рухнет и весом своих обломков расплющит и его тоже. Шутка ли, под стражей несколько месяцев томился невиновный! За это по головке не погладят.

Переведя дух, он бросился на абордаж.

– Екатерина Андреевна, давайте успокоимся и начнем все сначала. Может, вы хотите водички? Или чаю? А может, кофе? Точно, кофе! У меня есть баночка отличного кофе. Я, кстати, могу угостить всех. – Он огляделся, ища поддержки, но желающих пить кофе не нашлось.

– Я бы вам посоветовала ответ потерпевшей занести в протокол, – совсем некстати напомнила ему Дубровская. – И желательно дословно.

– Да погодите вы! – в сердцах отмахнулся следователь. Взгляд, обращенный к потерпевшей, был полон мольбы. – Екатерина Андреевна, ваши сомнения естественны. Вы, как человек совестливый и порядочный, боитесь ошибиться. Ну вот с чего вы взяли, что Ушаков – это не тот, о ком вы говорили раньше?

Серебровская разволновалась еще больше. Ей, как человеку щепетильному в вопросах чести и совести, было тяжело видеть страдания сыщика, которого, судя по всему, она здорово подставила своим неожиданным признанием. Она крутила в руках поясок платья, мяла его, накручивала на палец.

– Понимаете, было темно, – объясняла она. – Тот мужчина был в шапочке, надвинутой на глаза. Поэтому, честно сказать, мне трудно было бы его опознать. У него были темные глаза. Но у многих глаза темного цвета. Что касается комплекции… тоже ничего определенного. Не худой, не толстый. Но вот голос… Он говорил таким странным голосом, словно у него осипло горло.

– Ну да это ерунда! – отозвался следователь. – Может, у Ушакова болело горло, кто сейчас это проверит? А может, он умышленно искажал голос, чтобы вам его было сложнее опознать.

– Разумеется, – саркастически заметил Ушаков. – Согласно вашему обвинению, я покушался ни больше ни меньше на жизнь женщины, так на черта мне надо было разыгрывать спектакль? Мертвые, как известно, не свидетельствуют и не опознают.

– Ты подожди тараторить, Ушаков! Ишь, свободу почуял…

– А еще… – проговорила Катя. – Запах. От преступника чувствовался запах.

– Водки, сигарет, чеснока? – осведомился сыщик. – Хотя о чем мы говорим? Запах – это неустойчивый признак. Выпил – пахнет, потом – уже нет…

– В том-то и дело, что пахло чем-то особенным, не водкой, не чесноком… – Серебровская потерла пальцы. На ее лице отразилось замешательство. Ей трудно было подобрать нужные слова. – Запах был специфический, очень неприятный, с тухлятиной. Я его никогда не забуду.

– Так вы понюхайте нашего молодца, может, чего и почувствуете, – вяло подсказал сыщик, судя по всему, полагающий, что потерпевшая втягивает всех в непонятную авантюру.

Катя совет поняла буквально.

– Можно? – сказала она, вопросительно глядя на Ушакова.

Тот пожал плечами.

– Валяйте, – ответил он, стараясь, чтобы его голос звучал безразлично. На самом деле Дубровская видела, что ее клиент взволнован, но не желает это показать. – Цирк какой-то…

Катя встала со своего места, нерешительно приблизилась к Ушакову. Она все еще боялась, поэтому остановилась в метре от него, чуть нагнулась, втягивая в себя воздух. Подумав минуту, нерешительно покачала головой.

– Да вы подойдите поближе! – посоветовал следователь. – Так ничего не выйдет. Духи нашего адвоката перешибают все другие запахи.

– Чепуха! – оскорбилась Лиза. – У меня нет привычки обливаться духами, не фантазируйте.

Катя подошла еще ближе. Она двигалась так, словно ее пустили в клетку к хищнику и каждый шаг, который она делала, мог стоить ей жизни.

– Выдохните, – попросила она, глядя на Ушакова.

Тут, как ни странно, засмущался сам обвиняемый.

– Ну знаете ли, я на это не подписывался. Дыши – не дыши… Я не с курортов приехал, а с хаты, где сплошь вонючие мужики на нарах. Мало ли что вы там почуете. Я, может, и зубы только утром чистил.

– Хорош кочевряжиться! – рявкнул следователь. – Говорят, дыхни – выполняй!

Ушаков сложил губы трубочкой и дунул так осторожно, словно выдувал мыльный пузырь. Дубровская едва сдержала улыбку.

– Ничего как следует сделать не может! – посетовал сыщик. – Ну кто так дует?

– Все. Не нужно больше дуть, – отрезала Катя. – Я не чувствую тот запах. Это не он.

– Ну это спорное утверждение, – заартачился следователь. – Делать столь серьезные заявления, ориентируясь на что? Фу-ты… На запах! И вы думаете, что я запишу это в протокол?

– Вам придется это сделать, – мягко заметила Дубровская. – Вы же знаете требования закона.

– Я-то знаю, – заметил сыщик, поворачиваясь к Серебровской. – А знаете ли вы, что я могу вас привлечь за дачу заведомо ложных показаний? Думаете, ваш фокус пройдет для вас без последствий?

Катя была напугана.

– Но я же не специально! – залепетала она. – Я не была уверена еще тогда, когда вы привели его ко мне в больницу. Вы и Аркадий были так напористы, а я так слаба после всех этих капельниц и допросов. У меня не осталось сил противостоять вам.

– Вот хорошо, что вы вспомнили своего мужа. Что бы сейчас сказал Аркадий Александрович Серебровский, услышав все то, что вы мне рассказали? Кстати, а он в курсе вашего замечательного прозрения? – Следователь сделал паузу. Он понял, что нащупал верный рычаг воздействия на строптивую женщину. При упоминании о муже лицо Серебровской побледнело.

– Нет, Аркадий Александрович не в курсе, – сказала Катя. – Но при чем тут он?

– Как это при чем? – хитро прищурился следователь. – Он проходит по делу свидетелем, если вы помните. Именно он дал показания о том, что стал едва ли не очевидцем нападения на вас, и задержал преступника на месте. Теперь выясняется, что он задержал не того, кого нужно, а случайного человека. Как вы думаете, благоприятно ли на его карьере отразится факт возбуждения уголовного дела по заведомо ложному доносу?

– Аркадий мог ошибиться, – тихо проговорила Катя.

– Что? Ошибиться? Как это?

– Очень просто. Аркадий Александрович увидел этого человека рядом со мной и решил, что на меня напали. Что он мог еще подумать, если я лежала на снегу без сознания? На самом деле этот мужчина хотел оказать мне помощь. Ну а преступник скрылся еще до появления моего мужа.

Следователь негодовал.

– Да вы заговорили словами Ушакова! Бог с вами, Екатерина Андреевна, да кто вас заставил поверить в этот бред?! – Он перевел глаза на Дубровскую, видимо подозревая ее в незаконном воздействии на потерпевшую.