– Выключи свет, – проговорил он, поворачиваясь к ней спиной. – Мне кажется, день рождения удался…

Дубровская хотела ему что-то сказать, но, поняв, что он уже спит, просто выключила свет.

Вызов на очную ставку последовал в понедельник, когда Дубровская, закопавшись в сотне бумажек, готовила апелляционную жалобу по одному из гражданских дел. Письменный стол находился в полном беспорядке. Документы и распечатанные листы протокола судебного заседания вперемешку с книгами и кодексами лежали горой, за которой едва можно было увидеть склоненную голову молодой женщины с небрежным пучком волос на затылке. Но Дубровская предпочитала работать в творческом беспорядке. Бог весть, как ей удавалось, засунув руку в кипу бумаг, выудить именно то, что сейчас было особенно нужно. Кстати говоря, ее супруг, неисправимый чистюля и аккуратист, не раз подвергал критике ее стиль работы, утверждая, что хаос на столе вызывает хаос в голове. Но Елизавета не раз замечала, что чистый, без единой бумажки, стол с ровными стопочками книг в ящиках делает ее сознание таким же стерильным, а мысли тягучими и ленивыми. Поэтому она без зазрения совести пользовалась тем, что муж не имеет привычки навещать ее в офисе и читать мораль уже на ее рабочем месте.

Сроки подачи апелляционной жалобы поджимали, и в этом смысле вызов к следователю оказался совсем некстати. «Вот ведь досада! – подумала она, дав отбой. – Неужели им удалось вытащить какого-то нового свидетеля?» Честно говоря, она уже отошла от проблем Ушакова, поскольку неотложные следственные действия были проведены и ничего нового не планировалось.

Но, видимо, затишье было обманчивым. Что-то наверняка произошло, если у следователя возникло желание столкнуть лбами ранее допрошенных лиц для того, чтобы определить, кто лжет, а кто говорит правду.

Дубровская спешно собрала со стола бумаги в один большой пакет, понимая, что жалобу ей придется заканчивать дома. Времени оставалось в обрез, но, как назло, дороги были заполнены такими же спешащими по своим делам людьми, как и она, поэтому в Следственный комитет она добралась с опозданием на двадцать минут. Разгоряченная от езды по городским пробкам и раздосадованная тем, что следователь не предупредил ее заранее, Лиза готова была дать отпор любому, кто упрекнет ее в непунктуальности. Но ее боевой пыл моментально угас, когда в коридоре она увидела Катю Серебровскую.

– Добрый день, – проговорила та, едва улыбнувшись краешками губ, да так несмело, словно опасалась, что Елизавета ее не узнает.

Дубровская, конечно, ответила на приветствие. При этом она недоумевала, что здесь делает Катя, и искала глазами высокую фигуру Аркадия Серебровского.

Однако, к удивлению Елизаветы, преуспевающий финансист не почтил следствие своим присутствием и не пришел поддержать супругу. Да и сама Катя выглядела сегодня как-то по-другому. Нет, она по-прежнему казалась тихой, но ее привычная зажатость куда-то исчезла, и даже появилось то, что можно назвать собственным достоинством.

– Позвольте, а с кем же планируется очная ставка? – спросила Елизавета следователя, когда оказалась в его кабинете вместе с Екатериной Серебровской.

– Да вот же! – удивился следователь. – Вы что, запамятовали, как выглядит потерпевшая? Вот с ней, с Екатериной Андреевной Серебровской, мы сегодня и проведем очную ставку. А что, у вас есть на этот счет какие-то возражения?

Дубровская пожала плечами.

– Да, в общем-то, нет, но…

– Если нет, тогда и начнем. Кстати, Екатерина Андреевна сама подала мне эту идею. Ей еще раз хотелось встретиться с нашим злодеем Ушаковым и, глядя ему в глаза, задать несколько вопросов…

Воистину сегодня был день открытий! Катя Серебровская, трепетавшая как осиновый лист во время опознания своего обидчика, вдруг по собственной инициативе решила с ним встретиться, да еще и забыв дома мужа! Что же должно было произойти за пару недель с запуганной домоседкой, если она решилась на столь смелый поступок? Теперь уж Лиза не сомневалась, что ее предчувствия оказались верными, и тот огонек, который она заметила в глазах потерпевшей, был отблеском отваги: эх, была не была, будь что будет! Только вот что принесут такие перемены Ушакову – облегчение или же, наоборот, усугубление положения, – она пока еще не знала.

Сам же Ушаков, доставленный в кабинет следователя, радости от встречи ни с потерпевшей, ни с защитником не проявлял. Лицо его было угрюмым и недовольным. Впрочем, Лиза уже привыкла к тому, как ведет себя ее клиент, и не стремилась быть для него адвокатом, приятным во всех отношениях.

– Итак, Екатерина Андреевна, знаете ли вы человека, сидящего напротив вас? Если да, то в каких отношениях с ним находитесь? – спросил следователь, придвигая к себе клавиатуру. – Этот маленький вопрос, как вы понимаете, только формальность.

– Сидящего напротив меня человека я не знаю и, стало быть, никаких отношений у меня с ним нет, – четко ответила Катя.

– Конечно, не дай бог нам таких знакомых, – хмыкнул сыщик, заполняя протокол. – К тебе, Ушаков, аналогичный вопрос. Знаешь ли даму, здесь присутствующую? Находишься ли с ней в каких-либо отношениях?

– Сказано уже сто раз, – с неохотой проговорил Ушаков. – Говорю же: не знаю, не видел, никаких отношений нет.

– Тогда Екатерина Андреевна нам сейчас пояснит, при каких обстоятельствах произошла ваша встреча, – сказал следователь и принялся заполнять протокол, не дожидаясь ответа потерпевшей.

Катя, с самого начала следственного действия не сводившая глаз с Ушакова, почему-то медлила. Она шевелила губами, словно репетировала ответ.

– Ну же! – подбодрил ее следователь. – Не знаете, как начать? Запамятовали дату или время? Это не беда. Изложите нам сами обстоятельства.

Серебровская явно испытывала затруднения.

– Дело не в этом, – призналась она наконец. – Видите ли… Может, вы решите, что я веду себя как законченная идиотка, но я все-таки скажу… Я не уверена, что именно этого человека видела в парке в тот вечер. Мне кажется, я обозналась.

В кабинете наступила тишина. Следователь и адвокат глядели на нее во все глаза. Даже Ушаков, сбросив личину безразличия, уставился на женщину, словно пытаясь понять, в чем тут подвох.

Первым пришел в себя следователь.

– Э-э… нет! Ваше поведение, Екатерина Андреевна, мягко говоря, неразумно, – проговорил он. – Но, может быть, я неправильно понял, и вы вовсе не пытались сейчас сказать…

– Нет, думаю, что вы поняли меня совершенно верно, – перебила его Катя, и лицо ее пошло красными пятнами. Она волновалась и, боясь, что ей не дадут сказать, зачастила: – Видите ли, после нападения я находилась в шоке. Больница, капельницы, все эти допросы. Все вокруг, включая моего мужа, твердили мне, что пойман преступник. Как я могла им не поверить? Честно говоря, тогда мне было все равно. Я хотела только одного: чтобы меня оставили в покое.

– Минуточку! – взвился следователь. – Это как вас прикажете понимать?! Как это «все равно»? Вы понимаете, что говорите? Речь идет о судьбе человека! Он, значит, претерпевает лишения, а вы тут шутку разыгрывать вздумали?! «Оставьте меня в покое!» Куда такое годится!