Корреспондент газеты «Красная звезда» Константин Симонов и генерал-майор Василий Горишний

1 июля 1943

[РИА Новости]

Стояло лето 1946 года. Симонова назначили руководителем делегации. Принимали советских журналистов доброжелательно. Самолет до Парижа предоставил сам посол, генерал Беделл Смит. (Уж не в знак ли благодарности драматург дал положительному герою пьесы «Русский вопрос» его фамилию?) После конгресса госдеп поинтересовался, что хотели бы посмотреть советские гости в Америке. Один пожелал посетить Чикаго, другой — южные штаты. Симонов попросил поездку в Голливуд, устроил там вечеринку для местных звезд, включая Чарли Чаплина.

Благо, на родине денег участникам выдали немерено: чтобы не ударили в грязь лицом. Все-таки поездка рассчитана на четыре месяца. Однако она затянулась и продолжалась пять: США, потом журналисты отправились в Канаду, затем опять США плюс на обратном пути месяц во Франции… Митинги, обеды, собрания, конференции. Во Франции Константин Михайлович выступал в роли эмиссара советского правительства: уговаривал известных представителей русской эмиграции вернуться на родину. В первую очередь «обрабатывал» И. Бунина и Н. Тэффи, увы, безрезультатно.

В общем, поездка была насыщена событиями до предела. Пребывание в Канаде осложнялось тем, что как раз в то время в Оттаве проходил наделавший много шума процесс по делу перебежчика И. Гузенко. Это шифровальщик советского военного атташе, который в сентябре 1945 года попросил у канадцев политического убежища. Перед побегом Гузенко прихватил из посольства больше сотни секретных документов. Они свидетельствовали, что в Канаде действует масштабная разветвленная сеть советских разведчиков. Стали известны их координаты. Отношения СССР с Канадой и другими капиталистическими державами надолго испортились. Говорили, что именно Гузенко следует считать родоначальником «холодной войны».

Во время поездки Симонов выступал очень часто. Он высокий, статный, с яркой внешностью, хорошо говорит. Одно типичное выступление описано им в стихотворении «Митинг в Канаде». В свое время оно было у нас весьма популярно, его включали в разные сборники, альманахи:

Я вышел на трибуну, в зал,

Мне зал напоминал войну,

А тишина — ту тишину,

Что обрывает первый залп.

Мы были предупреждены

О том, что первых три ряда

Нас освистать пришли сюда

В знак объявленья нам войны.

Я вышел и увидел их,

Их в трех рядах, их в двух шагах,

Их — злобных, сытых, молодых,

В плащах, со жвачками в зубах,

В карман — рука, зубов оскал,

Подошвы — на ногу нога…

Так вот оно, лицо врага!

А сзади только черный зал,

И я не вижу лиц друзей,

Хотя они, наверно, есть,

Хотя они, наверно, здесь.

Но их ряды — там, где темней,

Наверно там, наверно так,

Но пусть хоть их глаза горят,

Чтоб я их видел, как маяк!

За третьим рядом полный мрак,

В лицо мне курит первый ряд.

Почувствовав почти ожог,

Шагнув, я начинаю речь.

Ее начало — как прыжок

В атаку, чтоб уже не лечь:

— Россия, Сталин, Сталинград! –

Три первые ряда молчат.

Но где-то сзади легкий шум,

И, прежде чем пришло на ум,

Через молчащие ряды,

Вдруг, как обвал, как вал воды,

Как сдвинувшаяся гора,

Навстречу рушится «ура»!

Уж за полночь, и далеко,

А митинг все еще идет,

И зал встает, и зал поет,

И в зале дышится легко.

А первых три ряда молчат,

Молчат, чтоб не было беды,

Молчат, набравши в рот воды,

Молчат — четвертый час подряд!

[…]

Но я конца не рассказал,

А он простой: теперь, когда

Войной грозят нам, я всегда

Припоминаю этот зал.

Зал!

А не первых три ряда.

Да, в публицистике Симонов мастер. Правда, это стихотворение написано два года спустя. По горячим следам Константин Михайлович написал лишь две статьи об американском театре. А ведь такая поездка предполагала больше пропагандистской отдачи. Ему же никак не удавалось настроиться на очерково-памфлетную волну. Зато напрашивались драматургические сцены, диалоги. И он понял, что его тянет написать пьесу — злободневную, публицистическую, срывающую маски с поджигателей новой войны.

Пьесу «Русский вопрос» он написал в течение трех недель. Это невероятно быстро. Такое случается, когда автора, говоря словами Ильфа, «окатят плотные валы вдохновения».

Шарж на К. Симонова

Художник В. Карячкин [Из открытых источников]

…Талантливый американский журналист Гарри Смит считается специалистом по «русскому вопросу». Он часто бывал в России (термин СССР у американцев не прижился), у него там много знакомых, в 1942-м написал о ней документальную книгу. Сейчас он работает в крупной нью-йоркской газете, владелец которой, некто Макферсон, человек чертовски циничный и беспринципный, как и большинство заправил в мире чистогана и наживы. Сейчас идет холодная война, месяц назад Черчилль произнес в Фултоне свою знаменитую речь, появился термин «железный занавес». Газетному магнату хочется опорочить главного врага США — Россию. Для этого ему нужен клеветнический материал. Требуется обвинить русских в том, что они являются поджигателями новой войны.

С таким заданием Макферсон посылает Смита в СССР. Ему обещан баснословный гонорар, выдан 25-процентный аванс. Гарри тут же покупает в рассрочку загородный домик, автомобиль, женится и отправляется в Россию.

Однако там он увидел картину, противоположную той, которую ждал от него владелец газеты. Он убедился в том, что русские миролюбивый народ, они не хотят воевать. Об этом он честно написал в книге, чем привел Макферсона в негодование. Тот не только категорически отказывается печатать книгу Смита, он вообще перекрыл ему кислород: надавил на других издателей и сделал так, что те тоже не примут ее к печати. В результате объективный журналист всего лишился: жены, загородного домика. Зато с чистой совестью смотрит людям в глаза.

(Как всегда, когда пишут о других странах, в пьесе не обошлось без «клюквы». В частности, никакому издателю никакой Макферсон не сможет диктовать, что ему можно публиковать, а что нельзя.)

Как быстро эта пьеса была написана, так же быстро и опубликована — в 12-м номере журнала «Звезда» за 1946 год. После постановления о журналах «Звезда» и «Ленинград» за всеми публикациями обоих «толстяков» следили сверхпристально. Раз «Русский вопрос» допущен к публикации, значит, это произведение в высшей степени лояльное. А раз пьеса проверена, ее не грех ставить