— Вот твое оружие, — произнес Король негромко, но от его голоса в голове Барбароха словно взорвалось тысячу солнц.

Король лишь тряхнул крыльями, а перья уже летели в Барбароха, уже рвали его призрак, уже рассекали его бессмертную душу на тысячу кусков, и он кричал, погибая от боли, сгорая от собственных заклятий, корчась и извиваясь.

* * *

Король вынырнул из мира мертвых так же внезапно, как ушел туда, выступил как раз перед онемевшим от неожиданности Коршуном через секунду после того, как пропал с глаз. В спину ему неслись крики боли и ужаса, летели ломаные перья, но лицо его было спокойно и сосредоточено, словно он и не отвлекался на дуэль — просто шагнул навстречу послу. Дуэль была окончена, за его спиной догорали души Доорнов.

— Что-то случилось?

Голос посла был приторно-сладким, его безжизненные глаза смотрели с вызовом.

Влад знал этот взгляд; Коршуны желают ему зла, и любое нападение врага на Влада рассматривают как благо. И сейчас главное не показать громадной усталости этому оголтелому хищнику, который готов наброситься на Короля и завершить начатое. Готов сразиться… и кто знает, на чьей стороне будет победа?

— Хотите посмотреть лично? — произнес Влад, небрежно отряхивая плечи от пепла павших Доорнов. — Идемте, я провожу вас. Я покажу все; мне скрывать нечего. И на эти тайны я насмотрелся изрядно.

Коршун содрогнулся, отступил. Его решительности поубавилось. Что разрешено Королю, то не всем по плечу — и он, посол, исключением не был. Шагнуть в мир мертвых — это требовало не только определенных умений, но и смелости и сил. Коршун явно не хотел переступать опасных границ, смерть и тлен пугали его.

— Коршуны не живут так долго, как Вороны, — напомнил Король. — Хочешь посмотреть, как бьются Вороны за власть? Хочешь услышать страшные голоса, что шепчут о конце, о финале земного пути? Идем. Я покажу тебе, как нужно драться.

Коршун отступил еще на шаг.

Он чувствовал жар боя, чувствовал силу Короля, который мог увлечь его в другой мир и бросить там, чувствовал опасность и смерть, чувствовал то, что не в силах будет вынести. И оттого отступал.

— Влад!

Этот крик прорезал тишину зала и Король с удивлением глянул на ту, что так отчаянно кричала, что так боялась за него. Сквозь толпу придворных, расталкивая испугавшихся и онемевших, продиралась Лукреция, позабыв о приличиях и о том, что у Короля есть его Королева.

Лукреция, выпрыгнув из толпы, повиснув на его шее бесстыдно и откровенно, выкрикнула его имя еще раз, словно клеймя Короля своим личным клеймом, утверждая о том, что он принадлежит ей. Ошеломленный Король не сразу смог отстранить ее, не сразу осознал, кто и зачем кричит его имя. А когда девушка прильнула к его груди, он не смог сразу разжать руки, сомкнувшиеся на его шее и удерживающие его.

— Влад, милый, любимый, — неистово шептала Лукреция, прижимаясь к его темной бархатной одежде. Ее ладони оставляли на его коже горячие влажные отпечатки, Король перехватил ее руки, сжал ее запястья, не позволяя больше ее ладоням касаться его лица, и кинул тревожный взгляд на Королеву. Та стояла безмолвно и спокойно, так, как умеет только она, и непонятно было, злится ли Анна или эта горячая сценка не трогает ее души.

— Мой любимый, — неистово шептала Лукреция, несмотря на то, что руки ее были схвачены. Она жадно вглядывалась в лицо Короля, словно старалась запомнить каждую черточку в его лице. — Ты победил! Ты выиграл в этой битве!

Коршун неуважительно усмехнулся; и даже когда Король разнял объятья — слишком поспешно и отчасти грубо, насильно, — посол глянул на Королеву так, словно она была ничем и никем в королевстве.

— Влад, — шептала, словно одержимая, Лукреция. — Ты все слышал! Все! Это чудовище произнесло имя Королевы — он был ее женихом! Он пришел отомстить за нее, за то, что ты завладел ею! Ты же слышал!

— Оставь меня! — выкрикнул Король, словно липкие водоросли откидывая ее руки, но ладони Лукреции снова и снова оставляли свои теплые влажные следы на его щеках, на его руках. Он хотел поскорее избавиться от той, что указывала на его прошлое, что рассказывала о своей истории любви — несостоявшейся, лишней и нечаянной. Но Лукреция настойчиво тянулась к нему, стараясь как можно больше раз прикоснуться к Королю, словно утвердить свою власть над ним, словно подтвердить принадлежность.

— Влад, ты не сможешь снова и снова драться за нее! Я знаю, она неверна тебе! — выкрикнула Лукреция, которую под руки уже подхватила стража. — Влад! Я видела! Она ходит в сад!

Взгляд Короля был обжигающей вулкана.

Он глянул на Анну, покуда слова Лукреции набатом били в его уши:

— Ты просто не видел!.. А я знаю — она встречалась с мужчиной в саду! И сколько их было в ее жизни, откуда ты знаешь! Ты ничего не знаешь о ней, ничего!

— О чем она говорит?! С кем ты встречалась в саду?

Анне казалось, что все вокруг рушится в пропасть, что стены пылают, опаляя ее нестерпимым жаром, от которого хотелось убежать, спрятаться, отступить, но она усилием воли заставила себя стоять так же ровно и неподвижно, гордо подняв голову, как стояла до того.

Позабыв обо всем — о после Коршуне, о Лукреции, которая все продолжала выкрикивать обвинения, вырываясь из рук стражи, о придворных, которые спешно покидали зал, испуганно перешептываясь «Двуглавый, Двуглавый!», — Король шагнул к Анне. Он оказался подле нее в три шага — равно столько он сделал, шагнув в мертвый мир и вынырнув из него, выйдя победителем в схватке с Барбарохом.

Крепко сжатые губы его побелели от гнева, льдисто-зеленые глаза поблескивали, и Анна поняла, что он применяет какую-то магию, которая позволяет ему видеть суть вещей точно так же, как он увидел Барбароха, подкрадывающегося к нему через тонкий, мертвый мир.

Прежде Король не смотрел так на Королеву; у него не было причин не доверять ей и подозревать ее в чем-либо. Теперь же, касаясь ее памяти, он видел неясную тень незнакомца, слышал удивление Королевы, рассматривающей молодое лицо мужчины, ее смущение от его нескромного интереса, и каплю тщеславного удовольствия, которое испытывает женщина, нравящаяся мужчине. Его внимание ей понравилось; она хотела казаться еще красивее, ей нравились его слова, обращенные к ней…

— Ты ради него ходишь по утрам в сад? М-м-м?

Король стоял вплотную к Анне, заглядывая в ее глаза своим страшным, стеклянным, неживым взглядом, и Анна едва сдержалась оттого, чтоб не расплакаться — так много боли и злости было упрятано в глубине его глаз. Он ревниво отыскивал в ее воспоминаниях хоть что-то — поцелуй, нежное прикосновение, связь, измену. О последнем он думал с ужасом, содрогаясь от омерзения. Любимая женщина, первая, ставшая ему дорогой и близкой именно из-за своей невинной чистоты и откровенности… как перенести очередное разочарование в той, в ком был уверен больше, чем в самом себе?!