Санкт-Петербург, XIX век

Сотрудник царской сыскной полиции Алексей Бобрихин вернулся домой рано. Дверь открыла пожилая служанка Лукерья.

– Ранехонько вы сегодня, Алексей Петрович! – сказала она, снимая с него шинель и стряхивая снежинки. – Неужто всех преступников переловили?

Сыщик улыбнулся.

– Смешная ты. Нет, дело не в этом, к сожалению. Рождество скоро, очень уж хочется супруге подарок сделать. Давно она мечтает в имение своей тетушки поехать.

Лукерья фыркнула.

– Далась эта тетка Марии Николаевне. Еще ваша покойная матушка говорила, что княгиня взбалмошная была. Не ладились у них отношения, вы же прекрасно помните.

Алексей хотел что-то ответить, но не успел. В гостиной послышались звуки вальса Шопена – любимого музыкального произведения его Машеньки.

– Спасибо, Лукерья, – растерянно бросил он и распахнул дверь гостиной.

Маша сидела у рояля, и ее маленькие белые пальчики бегали по клавишам. Муж наклонился и поцеловал ее шею, скрытую темными завитками волос.

Женщина вздрогнула и обернулась:

– Ох, Алеша, ты всегда неслышно подкрадываешься!

– Это ты играла громче обычного, – пошутил он. – Родная, у меня потрясающее известие. Мы едем к твоей тетке. Мне разрешили отлучиться на целых три дня, представляешь?

На бледных щеках Маши заиграл румянец, и она резко встала со стула:

– Правда, Алеша?

– Совершенная правда. Собирай чемоданы.

Жена взвизгнула, как ребенок, и кинулась в свою комнату. В дверь заглянула Лукерья:

– Господа, ужин-то подавать? Али прямо сейчас коней запряжете?

Алексей расхохотался.

– Подавай, Лукерья, подавай. Что там у тебя, бараньи котлеты?

– Вот еще! – неизвестно на что обиделась служанка. – Барашек в мятном желе. Мария Николаевна заказывала. И пухдинг хлебный на десерт, похожий на тот, что вы в Лондоне отведывали.

– Пудинг, – поправил мужчина.

Служанка махнула рукой:

– А мне без разницы. Лучше нашего пирога с антоновкой все равно не сыщешь. Помните, как его ваша матушка покойная любила? Тогда еще и повариха Прасковья у вас работала, Царствие ей небесное. Вот уж кто умел готовить! Любого хранцуского повара за пояс заткнула бы.

– Татьяна тоже неплохо готовит, – похвалил Алексей новую кухарку.

Лукерья поджала губы:

– Хорошо, да не очень, – буркнула она. – Танька долгое время на хранцузов работала, она больше бусурманские блюда жалует. Неправильно это, ох неправильно.

– Ну, о кухнях мира мы с тобой потом поговорим. – Хозяин расстегнул пуговицу мундира. – Ладно, Лукерья, собирай на стол.

Он зашел в свою комнату, снял мундир и повесил в шкаф.

– Алеша, вот ты где. – В дверях показалось радостное личико жены. – Давай скорее, ужин уже на столе.

– Иду, дай мне еще пару минут. – Алексей облачился в домашнюю одежду и вышел в столовую.

– Ой, как пахнет. – Он потянул носом. – Татьяна все же великая мастерица, несмотря на критику Лукерьи.

– Не слушай ее. – Жена положила ему кусок ароматной баранины и добавила картошку. – Сегодня я сама за тобой поухаживаю.

– В знак благодарности. – Алексей взял кусок белого рассыпчатого хлеба, который пекли в соседней пекарне. Пожилой морщинистый пекарь знал его мать и много лет подавал свою продукцию к их столу. – Выезжаем завтра утром. Наймем тарантас.

Маша захлопала в ладоши:

– Это здорово!

– Дороги сейчас хорошие, – рассуждал муж, разрезая баранину, – морозец снежок утрамбовал. Нигде не завязнем. Помнишь, как однажды ты настояла, чтобы вы с матерью поехали осенью? Пришлось созывать мужиков из соседней деревни, чтобы вам пособили. Я потом шутил, что это было, как у Гоголя в его «Мертвых душах». Дядя Митяй и дядя Миняй… – Он расхохотался, и супруга недовольно посмотрела на него:

– Тебе, конечно, весело. А мы два часа там просидели. Замерзли – жуть!

– На этот раз у тебя есть я, – успокоил ее Алексей. – Быстро справимся.

– Надеюсь. – Маша положила вилку и вытерла губы батистовой салфеткой. – Ладно, побежала собираться. Десерт потом.

Она выпорхнула из столовой, и муж стал торопливо есть, думая, что взять с собой. Конечно, поездка всего на три дня и никаких званых обедов и визитов не предвидится. И все-таки не мелькать же перед Машиной теткой в домашнем костюме!

Покончив с едой, он приказал Лукерье подать пудинг немного позже и присоединился к жене.

Глава 2

Имение княгини Оболенской

Тарантас неторопливо подъехал к белому двухэтажному дому с колоннами. Тетка Александра Львовна, высокая полная дама лет шестидесяти, в собольей шубе, стояла на крыльце с важным видом. Лакей Степан прятался за ее спиной, готовый побежать куда угодно по первому требованию барыни. Маша, поддерживаемая Алексеем, вышла из тарантаса и бросилась к тетке:

– Здравствуйте, Александра Львовна!

Барыня снисходительно облобызала ее три раза и повернулась к Алексею:

– Ну здравствуй, великий сыщик. Иногда читаю в газетах о твоих подвигах. Силен ты преступников ловить… Признаюсь, когда-то была против вашего брака, а теперь одобряю.

– Вот видите, тетушка. – Бобрихин расплылся в улыбке. – Ради вашего одобрения я готов удвоить усилия по поимке бандитов.

Александра Львовна кивнула и указала на дом:

– Прошу! Степан, забери вещи.

Лакей бросился к тарантасу. Швейцар Василий, очень пожилой и очень высокий, услужливо распахнул дверь.

– К обеду приехали, – сказала Александра Львовна, помогая лакею снять с себя шубу. – Скоро стол накроют. Пойдемте, я покажу вам ваши комнаты.

Супруги переглянулись. В доме княгини Оболенской до сих пор были строгие правила. Вся территория делилась на мужскую и женскую половины. Александра Львовна не переделывала детские комнаты, хотя сын и дочь жили в таких же усадьбах и редко навещали мать.

– Как мои кузен и кузина? – поинтересовалась Маша, освободившись от теплой одежды. – Навещают вас, тетушка?

Княгиня махнула рукой:

– Ну, скажи на милость, кому старики нужны? Неушто им со мной интересно? У Бориса трое сорванцов растут, у Алины – двое. Бабку внучки не жалуют, с ней им скучно. Оно понятно, у меня они в строгости. Это родители их балуют, не знают, что в клюв сунуть. А бабка гоняет. И есть за что. Летом гнезда в саду разоряют, котов и собак моих пугают, ветки ломают. Младший, Серж, ухитрился в пруд упасть, Степан вовремя его вытащил. Шуму от них, как от барабанщиков.

Она вздохнула, но Мария видела, что княгине обидно. Она любила внуков, хотела их видеть как можно чаще, но, судя по всему, посещениями ее не радовали. Александра Львовна из гордости не жаловалась, так, немного скрипела, и племяннице было ее жаль.

– Как можно ломать ветви в вашем саду? – удивилась она.

– Да запросто. – Княгиня нахмурилась, но потом расхохоталась, да так задорно, что сразу стала простой и близкой. – Видела бы ты этих сорванцов, милочка.

Алексей наморщил лоб, вспомнив тетушкин сад. После смерти князя, который выписывал разные диковинные цветы и деревья,