– Алиса оставила гостей чаепития под сонным заклинанием, – продолжает Морфей. – Разбуди их – и они скажут, где меч. Ты уже осушила море и помирилась с устрицами. Сегодня на пир придет гость, который согласен передать веер и перчатки герцогине. Единственное, что тебе после этого останется, – помочь гостям мистера Болванса.

Поставив фигурку Алисы на стол, я задумчиво кладу рядом гусеницу.

Морфей возвращается к столу и бросает фигурку кота в коробку, а следом сгребает все остальные. Стоя надо мной, он протягивает руку.

– Что скажешь, Алисса? Ты хочешь помочь мне, одновременно помогая себе? Готова оказать услугу давнему приятелю?

Когда мы с Джебом вернемся домой, я скажу Элисон, что кошмар наконец закончился, что мы больше не связаны с Страной Чудес. Когда я представляю ее улыбку, в душе у меня вспыхивает огонек.

Сделав глубокий вдох, я вкладываю пальцы в ладонь Морфея и смотрю ему в глаза.

– Я согласна.

Он поднимает мою руку и прижимается мягкими губами к костяшкам.

– Я так и знал.

Морфей улыбается, и драгоценные камни на его лице отливают золотом.

Я жду в холодном зеркальном зале. Из мебели здесь стеклянный стол и кресла. Сюда приведут Джеба. Мне до смерти хочется его видеть, но в то же время я беспокоюсь, как он отреагирует на то, что я решила помочь Морфею, не посоветовавшись сперва с ним.

Я закрываю глаза, сбитая с толку движениями вокруг. Зеркала покрывают каждый сантиметр потолка и стен. Даже пола. И в них скользят какие-то смутные фигуры.

В нашем мира зеркала делают, намазав лист стекла серебристой алюминиевой краской. В таком зеркале нельзя увидеть ничего, кроме своего отражения. А здесь я вижу тени внутри зеркала, как будто они застряли в стекле. Морфей объяснил, что это души бабочек, и я задумываюсь о насекомых, которых убила дома.

Видимо, в Стране Чудес у каждого существа и у каждой вещи есть душа. Кладбище – священное место, почитаемое всеми подземцами. Никто не заходит на него, кроме хранителей сада – Сестер-Слизнецов. Они ухаживают за покойными: опыляют, поливают, выдергивают сорняки. Как будто это виртуальный сад призраков. Одна сестра заботится о душах – поет новоприбывшим и, так сказать, следит за информационным наполнением. Другая выпалывает вянущие души, которые чахнут и наполняются горечью и злостью, – она переправляет их в другие варианты вечности или что-то вроде того.

Сестры не очень-то ладят с Морфеем, потому что он отказывается отправлять к ним мертвых бабочек. Он предпочитает, чтобы они порхали где-то между жизнью и смертью, а не сидели прикованные к земле. Поэтому он и прячет их внутри зеркал.

Кто-то может решить, что Морфей неправ. А я вижу в этой попытке сохранить за мертвыми бабочками достоинство несомненную доброту. Ту самую доброту, которая озаряла наше детство и которую я оценила недавно, когда Морфей врачевал мои ушибы.

У всех обитателей Страны Чудес есть такое же родимое пятно, как и у меня; это ключ в их мир, средство исцелять друг друга – и часть проклятия Лидделлов. Я до сих пор не знаю, почему Алиса в старости лишилась своего пятна. И почему забыла о времени, проведенном в реальном мире, где она вышла замуж и родила детей, почему уверяла, что жила в птичьей клетке. Одно, по крайней мере, ясно: я не смогу разорвать связь с подземным королевством, пока не разрушу заклятие.

Я слышу чью-то тяжелую поступь и поднимаю голову.

– Джеб!

Я бегу к нему. Пол гладкий, и туфли, которые дали мне феи, скользят по стеклу. Джеб бросает рюкзак, подхватывает меня и приподнимает, так что наши лбы соприкасаются (а мои ноги болтаются над полом). Я никогда не перестану удивляться, как легко Джеб это проделывает, словно я ничего не вешу.

Я глажу его чисто выбритое лицо и гранатовый лабрет, буквально обнюхиваю, чтобы убедиться, что Джеб в порядке.

– Он прикасался к тебе? Что-нибудь с тобой сделал? – шепотом спрашивает Джеб.

– Нет. Он вел себя как джентльмен.

Джеб хмурится.

– Жук он, а не джентльмен.

Я фыркаю, и тогда суровость сходит с лица Джеба. Он улыбается и кружит меня.

– Я соскучился.

Я утыкаюсь подбородком в его широкое плечо. Мое тело изголодалось. Я буквально впитываю тепло Джеба, как губка.

– Не отпускай меня, хорошо?

В другое время это прозвучало бы двусмысленно. Но сейчас я ни о чем так не мечтаю.

– И не собираюсь, – шепчет Джеб.

Он так близко, что его дыхание щекочет мне ухо.

Когда я отодвигаюсь, он начинает рассматривать тени, которые мечутся в зеркалах.

– Паутинка мне про них рассказала, – говорит Джеб. – Но я не поверил. Этот тип просто помешан на бабочках.

Я по-прежнему вишу, опираясь руками ему на плечи, и мои ступни болтаются на уровне его икр.

– Ты бы видел, в какой комнате он живет. Там полно стеклянных домиков с живыми бабочками. Когда они покинут коконы и достаточно окрепнут, он их отпускает.

– Он отвел тебя к себе в комнату? – Джеб мрачнеет. – Ты уверена, что он ничего не пытался сделать?

– Честное слово скаута.

Джеб крепко обнимает меня за талию и щекочет.

– Жалко, что ты никогда не была скаутом.

Я извиваюсь и хихикаю.

– Ничего не было, правда.

Это ложь. Морфей все-таки пробился ко мне, причем всерьез: я увидела себя с такой стороны, в существование которой с трудом могу поверить. Сомневаюсь, что и Джеб готов ее принять. Но, думаю я, наверное, Джебу необязательно знать про мои странные способности и шум в голове. Я просто буду скрывать свои злополучные наклонности, пока не выберусь отсюда и не исцелюсь.

Обхватив руками шею Джеба, я тяну его за волосы, собранные в короткий хвостик. Чтобы не выделяться на пиру, мы оба пойдем туда наряженными как положено. Поскольку он будет изображать эльфа-рыцаря, феи зачесали ему волосы на уши, чтобы скрыть их человеческую форму. Мне нравится эта прическа. Она подчеркивает мощный подбородок и выразительные черты лица.

– А я думала, на тебя наденут шляпу, – подшучиваю я.

– Нет. Шляпы здесь предназначены для крылатых червяков.

Я смеюсь и тереблю его за плечи, прося поставить меня наземь.

Джеб подчиняется.

– Ты потрясающе выглядишь.

Я не говорю ему, что мой костюм придуман Морфеем. Персиковое платьице без рукавов, длиной до середины бедра, с массой оборок, которые начинаются чуть ниже груди. Оборки отделаны красным кружевом. Мою талию стягивает широкий красный пояс, украшенный сверкающими рубинами. На поясе пять массивных серебряных колец, в тон серой блузке, которая надета под платье. Пышные рукава прикрывают руки до запястий, а дальше идут красные кружевные митенки. Мои ноги в оранжево-серых полосатых чулках похожи на леденцы. И, наконец, красные бархатные сапоги высотой по колено.