себя, не смотрит на людей,

идущих вечером с ним рядом.

На улице с названьем Пьедрас заказал

бразильской водки в кабаке. Всё как всегда.

Кто-то сказал ему: привет. Он не ответил.

В его глазах – давнишнее презренье.

Другая улица. Звучит милонга

в каком-то из дворов. От всех этих чанганго

с ума можно сойти, но он спокойно

проходит мимо, словно бы не слыша.

Рукою лишний раз нащупал нож,

что спрятан за подкладкою жилета.

Пора взымать долги. Ну что поделать?!

Прошел немного и остановился.

Увидел во дворе цветущий кактус.

Услышал бульканье ведра в колодце

и голос, хорошо ему знакомый.

Решетка перед дверью в дом открыта —

так, словно его ждут. И вероятно,

он будет найден этой ночью мертвым.

1929

Когда-то солнце раньше достигало

Каморки, выходящей в дальний дворик;

Теперь многоэтажный новый дом

Ей застит свет, но в смутном полумраке

Непримечательный жилец проснулся

Задолго до рассвета. Не шумя,

Чтоб никого вокруг не потревожить,

Он тянет мате и послушно ждет.

Ненужный день, похожий на другие,

И жжение в желудке, как всегда.

Он думает, что женщин больше нет,

Как и друзей, которые приелись.

И он им – также. Их пустые толки

Невесть о чем, командах и голах…

Часы неразличимы. Он без спешки

Встает и бреется с необъяснимым

Старанием. Пока что слишком рано.

Глядящие из зеркала черты

Еще хранят былое превосходство.

Мы старимся быстрее наших лиц, —

Задумывается, но видит складки,

Седые усики, запавший рот.

За шляпу – и выходит. В вестибюле —

Газета. Обегает заголовки:

Правительственный кризис в неких странах,

Безвестных и по имени. Но это

Вчерашний номер. Вот и слава богу:

Нет смысла добираться до конца.

На улице рассвет с его привычной

Химерой небывалой новизны

И криками бродячего торговца.

Он понапрасну ходит по углам

И перекресткам в поисках забвенья,

Любуется на новые дома.

И вдруг… Какая странность… Ветер с юга?

По Кордове (а некогда – Ривере)

Пускается, забыв, что столько лет

Он обходил ее. Верста, другая.

Он узнает перила галерей,

Решетку закругленного балкона

И глинобитный вал, цветным стеклом

Утыканный. Все прочее – чужое.

Пересекает тротуар. Смешки

Мальчишек. Он как будто их не слышит.

Потом идет все медленней. И вдруг

На месте застывает. Что такое?

Там, где пестреет вывеска кафе,

Стоял трактир «Король, валет и дама»

(То было полстолетия назад).

Там в карты он какому-то пройдохе

Однажды проигрался в пух и прах,

Но заподозрил, что его надули.

Тогда, не препираясь, он сказал:

– Вот деньги, до последнего сентаво,

Считай и выходи, поговорим.

Тот возразил, что я навряд ли сталью

Поправлю то, что в картах упустил.

Все небо было в тучах. Бенавидес

Мне одолжил свой нож. Мы бились долго.

Но в памяти остался только миг,

Застывший блик и хмель самозабвенья.

Я, кажется, нанес один удар

С размаху. И еще – на всякий случай.

И все. Паденье тела и клинка.

Тогда лишь я почувствовал, что ранен

В запястье, а потом увидел кровь

И наконец-то выдавил из глотки

Ругательство, в котором все слилось:

Проклятье, торжество и облегченье.

Я долго жил и все-таки познал,

Что значит быть мужчиной и героем

Или, по крайней мере, стать таким

Хотя б на миг в невозвратимом прошлом.

Хенгист собирает мужчин (449 г. от Р. Х.)

Хенгист собирает мужчин.

Они придут с песчаных морских побережий, из хижин, полных дыма, из бедных земель, из дремучих волчьих лесов, в сердце которых – Зло.

Крестьяне оставят плуг, а рыбаки – свои сети.

Они оставят жен и детей, потому что всякий мужчина знает, что в любом краю заведет и тех и других.

Воин Хенгист собирает мужчин.

Он их собирает, чтобы завоевать остров, который еще не стал называться Англией.

За ним пойдут и миролюбивые, и жестокие.

Они знают, что он всегда – первый в битве мужей.

Они знают, что, позабыв о кровной вражде, они обнажат мечи и что мечи сделают свое дело.

Они переплывут на веслах море – без компаса и без мачты.

Они принесут с собой мечи и щиты, шлемы в виде кабаньей головы, заклинания для урожая, мифы о сотворении мира, предания о гуннах и готах.

Они завоюют землю, но никогда не войдут в покинутые Римом города, потому что для их варварского ума это чересчур сложно.

Хенгист собирает их, чтобы они победили, захватили добычу, истлели и канули в небытие.

Хенгист собирает мужчин, чтобы (хотя этого он и не знает) возникла новая империя, чтобы творили Шекспир и Уитмен, чтобы моря бороздили корабли Нельсона, чтобы безмолвные Адам и Ева рука об руку вышли из Рая, который они потеряли.

Хенгист собирает мужчин, чтобы (хотя этого он и не узнает) я начертал данные строки.

К Исландии

Из многих сказочных земель, какие

Трудил я – плоть со свитою теней,

Ты отдаленней всех и всех роднее,

Окраинная Фула кораблей,

Упорных плугов и надежных весел,

Развешанных рыбацких неводов,

Вечернего немеркнущего света,

Который льется с самого утра,

И ветра в поисках истлевшей снасти

Ушедших викингов. Священный край,

Достойный страж германского наследья

И выкупленный клад его легенд

С железной чащею, железным волком

И парусником, пугалом богов,

Который слажен из ногтей умерших.

Исландия, ты столько снилась мне

С тех давних пор, как мой отец ребенку,

Каким я начал и закончу жизнь,

Дал утром перевод «Völsunga Saga»,

В которую сегодня, полутень,

С неспешными вникаю словарями.

Когда жильцу уже не рада плоть

И пламя никнет, скрадываясь пеплом,

Достойней кротко посвятить себя

Безмерному труду. Твое наречье

Избрал я, полуночную латынь,

Степями и морями полумира

Пришедшую