class="v">и древняя пещера Альтамира.

А память историческая… это

не для него. И времени теченье… —

узнав сие, застыл бы он в смятенье.

Он знает только: есть зима и лето.

Вневременной, бессчетный, нулевой,

и первый, и последний, он – живой.

Самоубийца

На небе ночном не останется звезд.

Не останется ночи.

Я умру, а со мною – сумма

невыносимой вселенной.

Я сотру пирамиды, монеты,

континенты и лица.

Сотру нагромождение прошлого.

Обращу во прах историю и прах – во прах.

Я смотрю на последний закат.

Я слышу последнюю птицу.

И завещаю ничто – никому.

Мечи

Грам, Нотунг, Дюрандаль и Жуайёз.

Теперь в стихах находят отраженья

их старые, забытые сраженья,

что миру ветер времени принес.

В мече хранится память прежних сил

сегодня прахом ставшей мощной длани.

В железе – память древняя о ране —

о первой крови, что Адам пролил.

И силою мечей, что я назвал,

убито змеев и царей немало.

Но есть судьба иная у металла:

висеть на стенах, украшая зал.

Хоть я твое искусство не постиг,

позволь, клинок, тобой украсить стих.

К соловью

В какой тиши староанглийских рощ

Или неисчерпаемого Рейна,

Какою ночью из моих ночей

Коснулся невозделанного слуха

Твой отягченный мифами напев,

О соловей Вергилия и персов?

Тебя до этого не слышал я,

Но наших жизней не разнять вовеки.

Ты означал скитающийся дух

В старинной книге символов. Марино

Назвал тебя сиреною лесов.

Ты пел из тьмы встревоженной Джульетте,

Среди латинских путаных вокабул

И в сосняке другого соловья,

Полугерманца-полуиудея,

С его печалью, пылом и смешком.

Тебя услышал Китс за всех живущих.

И нет ни одного среди имен,

Подаренных тебе, что не хотело б

Стать вровень с этою бессмертной трелью,

Певец ночей. Тебя магометанин

Воображал кипящим от восторга,

Вздымая грудь, пронзенную шипом

Тобой воспетой розы, обагренной

Твоей предсмертной кровью. Век за веком

Ты длишь пустынным вечером свое

Занятие, певец песка и моря,

В самозабвенье, памяти и сказке

Горя в огне и с песней уходя.

Есмь

Я – из познавших: он лишь прах, похожий

На тех, кто силится, вложив старанье,

Себя увидеть за зеркальной гранью

Или другого (что одно и то же).

Я – из познавших: на земле от века

Забвенье было карою глубокой

И незаслуженной наградой Бога

Для ярости и пыла человека.

Я – тот, кто мерил столькие дороги,

Но трудной, многоликой и единой,

Незримой и всеобщей паутины

Часов и дней не поборол в итоге.

Я был никем и не изведал рвенья

Клинка в бою. Я – эхо, тень, забвенье.

Пятнадцать монет

Алисии Хурадо

ВОСТОЧНЫЙ ПОЭТ

Сто осеней подряд я видел

твой тусклый диск.

Сто осеней подряд я видел

твою арку над островами.

Сто осеней подряд мои губы

не были так молчаливы.

ПУСТЫНЯ

Пространство без времени.

Луна того же цвета, что песок.

И в это время, в этот самый миг

мужчины гибнут при Метавре и при Танненберге.

ДОЖДЬ

В каком вчера, в каком из дворов Карфагена

шел этот же самый дождь?

АСТЕРИЙ

Мне каждый год приводят людское стадо,

а в колодце полно воды.

Ко мне сходятся все главные дороги.

На что мне жаловаться?

По вечерам

мне жмут рога на бычьей голове.

МАЛОИЗВЕСТНЫЙ ПОЭТ

Забвение – вот в чем цель.

Я прибыл раньше других.

БЫТ. 4: 8

Было сие в первой пустыне.

Брошен был камень.

Не было крика. Была только кровь.

Была первая смерть на земле.

Я не помню: я был Авелем или Каином?

НОРТУМБРИЯ, 900 Г. ОТ Р. Х

Хоть волку меч не страшен среди ночи,

пути меча на свете нет короче.

МИГЕЛЬ ДЕ СЕРВАНТЕС

Бессердечные звезды, благосклонные звезды

Осветили мне ночь рожденья;

Заточеньем в тюрьму, где пригрезился мне Дон Кихот,

Обязан я благосклонным.

ЗАПАД

Последний переулок на западе.

Начало пампы.

Начало смерти.

УСАДЬБА РЕТИРО

Играет время в шахматы со мною

в тени и без фигур. Лишь треск ветвей

раскалывает ночь. Вдали равнина —

мечты и прах покоятся на ней.

Мы оба вторим Будде, Гераклиту,

две тени двух отброшенных теней.

ЗАКЛЮЧЕННЫЙ

Напильник.

Первая из тяжелых железных дверей.

Однажды я стану свободным.

МАКБЕТ

Наших деяний

Путь бесконечен.

Ради того, чтобы Шекспир

Написал трагедию, я убил короля.

ВЕЧНОСТИ

Зеленый змей, сжимающий моря,

корабль Ясона, Зигфрида клинок.

На свете остается только то,

чего на свете не было в помине.

Э. A. П

Сны, что мне снились. Колодец и маятник.

Человек толпы. Лигейя…

Но еще и этот другой.

ШПИОН

В озарении схватки

другие жертвуют родине жизнью,

и память о них сохраняет мрамор.

А я незаметно брожу в городах, от которых меня мутит.

Моя жертва – иная.

Я отрекся от чести,

предал тех, кто считал меня другом,

покупал совесть,

проклял самое имя родины.

Я примирился с бесславьем.

Симон Карвахаль