Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его рабочий день забит с раннего утра и до позднего вечера. Мобильный телефон пищит, не переставая, пейджер выдает на экранчике законспирированные сообщения вроде «Лепеню кинули плетку, явная подстава», и Адвокат должен, мгновенно сориентировавшись и вспомнив, кому давал номер пейджера, сообразить, что его не слишком законопослушному клиенту при профилактическом обыске подбросили огнестрельное оружие. Теперь следует напрячься, чтобы оградить клиента от еще более крупных неприятностей.
Вот Адвокат и мотается: садится утром в черный «бимер» и ездит по Москве: с Петровки, 38 – в следственный изолятор «Лефортово», оттуда – на Шаболовку, 3, в штаб-квартиру РУОПа, оттуда – в «Бутырку», потом – в прокуратуру, в суд, наконец – в собственную юрконсультацию…
В России у законопослушного народонаселения к адвокатской профессии, как правило, отношение двойственное: когда они не нужны – их хают за то, что преступников спасают от справедливого возмездия, сроки уркам да маньякам скашивают. А всех этих сволочей стрелять надо, заодно и их защитничков. Короче, дали бы автомат – рука бы не дрогнула. Но если такой законопослушный гражданин ненароком попадает в какую-нибудь неприятность (чаще всего – не по своей вине), то вспоминает прежде всего о своих гражданских правах и, конечно же, о гарантированном Конституцией праве на юридическую защиту. Адвокатская профессия чем-то сродни зубоврачебной: ругаешь этих мучителей, но уж если разболится зуб и не помогает никакой анальгин, все равно помчишься к стоматологу, потому как, кроме него, никто больше не поможет.
Адвокат, по сути, всегда одиночка. За его спиной – подследственный, для которого защита – последняя, а часто и единственная надежда. Перед ним огромный, хорошо отлаженный, смазанный кровью и слезами механизм государственной машины: милиция, прокуратура, суды, следственные изоляторы, зоны четырех режимов. У следователей – план по раскрытию преступности, у судей – пресловутое «внутреннее убеждение», у прокуроров – общие фразы о том, что «государство и так слишком гуманно к преступникам». Хотя назвать подследственного преступником, пока вина его не доказана, никто не имеет права: презумпция невиновности. Дело обвинения доказать, что сидящий на скамье подсудимых – преступник, а подследственный будет доказывать, что он чист перед законом.
Возраст и опыт означают многое, и прежде всего – здоровый профессиональный цинизм. Адвокат, как никто другой, понимает, что это такое. Ему приходилось защищать криминальных авторитетов и явно невиновных, попавших в СИЗО по сфабрикованным делам, матерых убийц и тех, на кого вешали чужие убийства, профессиональных кидальщиков банков и «валенков», бравших на себя чужие кидки. На процессах с его участием свидетели обвинения нередко перебирались на скамью подсудимых, а подсудимых освобождали из-под стражи прямо в зале суда.
Вот и теперь, сидя в небольшом уютном кабинете юридической консультации, Адвокат выслушивал немолодого уже мужчину. Нос с горбинкой, черные вьющиеся волосы, характерный акцент выдавали в клиенте уроженца Кавказа. Посетитель выглядел взволнованным и потому говорил путано, сбивчиво, но Адвокат, ободряюще улыбаясь в усы, лишь кивал:
– Да, и что?
Собственно говоря, кавказец не был клиентом, а его доверенным лицом. Достаточно было взглянуть на его татуированные пальцы, на характерные разболтанные движения кистей рук, достаточно было услышать манеру разговора, чтобы понять – подследственный, поручивший этому человеку первую беседу с защитником, также, несомненно, не совсем в ладах с законом.
Так оно и было.
Посетитель, назвавшийся Гурамом, сразу же прояснил ситуацию. Тенгиз – так звали его товарища – натуральный, патентованный вор в законе. Не «апельсин», а из старых, «нэпманских», «босяцких», и коронацию свою заслужил не ссыпанными в общак башлями, не сомнительными услугами, а многочисленными ходками на зону, «правильным» поведением за «решками», справедливостью и несомненным авторитетом в своем кругу.
Государство так же, как и татуированный синклит, отметило авторитет Тенгиза, но по-своему, присвоив ему почетное звание ООР, то есть особо опасный рецидивист.
А дело было так: муровские сыскари, которые по понятным причинам давно невзлюбили законника, решили в очередной раз отправить его на зону. Ментам было выгодно: после ухода авторитетного вора с «вольняшки» баланс во внутрикриминальном раскладе российской столицы нарушится, что давало хоть призрачную, но все-таки какую-то возможность повлиять на некоторые происходящие в Москве процессы. «Закрыть» законника было решено способом столь же действенным, сколь и топорным: подбросить ему ствол, что и было сделано несколько дней назад.
– Понимаешь, дорогой, – Гурам нервно разминал сигарету, – он же вор, а у воров свои понятия… Может быть, ты чего не знаешь, так я тебе сейчас объясню…
Конечно же, Адвокат знал и о методике подобных посадок, и о топорно подброшенных «вещдоках», и о путанице в протоколах изъятия, и, конечно же, о пресловутых «понятиях», по которым законному вору нельзя иметь оружие, но тем не менее терпеливо слушал собеседника.
– Изъяли при понятых «волыну», Тенгиза в «блондинку», – несомненно, жулик имел в виду автозак, – и на «хату». О, щени дэда мовтхэн, – выругался он в адрес ментов поганых по-грузински. – А ему никак нельзя сейчас за «решками» быть, понимаешь? Мамой клянусь, нельзя! Сделай хоть ты что-нибудь!
Адвокат уже выстроил в голове приблизительную схему: если Тенгизу подбросили пистолет, стало быть, его должны были где-то взять. Проще всего у своих же, оперов… Выходит, кто-то из мусоров пожертвовал своим «пээмом». И это дает неплохие шансы вызволить Тенгиза: достаточно проверить ствол по картотекам, чтобы выяснить его истинное происхождение.
– Попробую добиться его освобождения под подписку, – устало вздохнул Адвокат и закурил. – Завтра съезжу в суд с ходатайством об изменении меры пресечения. Может быть, под подписку выпустят до суда, под денежный залог.
– Зачем подписка? – оживился грузин. – Скажи, сколько тебе денег надо?
– Не мне и не наличными, – вздохнул защитник. – Думаешь, я с мешком денег к судье пойду? Надо банк или фирму подыскать, чтобы согласились деньги перечислить…
– Есть у нас такой банк! – загорелся Гурам и, потянувшись к мобильному телефону, вежливо спросил: – Ты позволишь?
Приземистая спортивная «Мазаратти», урча прожорливым мотором, неторопливо катила по одной из тихих улиц вечерней Москвы. Удивительно, но улица эта, обычно такая спокойная днем, вечером и ночью становилась опасной для езды. Сверкающие лаком и хромом «Линкольны», солидные представительские «Мерседесы», прилизанные «Порше» и вальяжные джипы, казалось, соревнуются в крутизне: обгоняют, подрезают друг друга, выезжают на встречную полосу… Наверняка человек неосведомленный, попади он сюда, вполне мог подумать, что где-то неподалеку выставка-распродажа дорогих машин.
Впрочем, человек осведомленный отлично знал причину такого автомобильного великолепия: на тихой столичной улице находился не автосалон, а дорогой валютный супермаркет, открытый круглосуточно. Владельцы роскошных автомобилей спешили туда затариться перед предстоящей ночью.