Сафаров констатировал:

«Обстановка, существующая в Ленинградской организации в настоящее время, есть обстановка развала организации инициативной группой, свергающей бюро коллектива, свергающей в самом явочном порядке, как будто бы дело идет о взрыве организации чужой партии. Далее, райкомы параллельные и подпольные, и то же самое вплоть до верху (курсив наш. – С.В.). Причем всякому дается полная свобода для нападения на организацию. Разве это целесообразно с точки зрения действительного, а не словесного единства партии? Как будто бы нет. Тут товарищи и на собраниях ставили вопрос, ставили вопрос на время следствия о том, раскаиваемся ли мы. Но, товарищи, если дело об том идет, если нас судят, как нераскаянных, то в самом деле это никуда не годится. Для мало-мальски ответственного политического деятеля, работника так или иначе до сих пор ведшего ответственную работу, не годится такая безответственность.

Если дело идет о раскаянии, то, конечно, с сегодня на завтра никакого раскаяния ожидать нельзя (Хозяин в 1937‐м прекрасно понимал, что в большинстве случаев ждать не следовало и послезавтра, и послепослезавтра. – С.В.). Я считаю, что вот-вот эти попытки обрушить сей час все громы и молнии против Ленинградской организации, по моему глубочайшему убеждению, являются не чем иным, как подрывом авторитета партийного съезда.

В самом деле, если в течение 12 месяцев нам будут ребра ломать за то, что мы выступали на партийном съезде, кто же тогда на следующем партийном Съезде решится выступать с своим собственным мнением (Сталина это волновало в последнюю очередь, более того, генсек предпочел бы и вовсе обойтись без XV съезда. – С.В.)? Кто будет иметь мужество принять активное участие в коллективных решениях, принимаемых Съездом? Действительно, если (ключевое слово к тому времени. – С.В.) партийный Съезд является суверенным, верховным органом партии, то авторитет его держится на том, что это есть орган действительной выработки коллективного решения партии. Между тем, вот это следствие, вот это разбирательство здесь, в ЦКК, происходящее при тех условиях, о которых я говорил, показывали, что меня и других судят именно за выступления на партийном Съезде, судят за то, что мы никаких особых заявлений в том, что мы были сегодня блондины, а завтра брюнеты, не подаем. За это судят. Так нужно сказать с полной откровенностью и ясностью.

Потому что действительно говорить о том, что человек занимался травлей неугодных ему лиц, а перед этим не видеть, что в течение двух с половиной месяцев велась самая откровенная личная травля против меня по пунктам принципиального характера, по вопросу о госкапитализме. Все же не могли доказать ни одной цитатой, что я отрицаю социалистическое существо нашей промышленности, а на Съезде я доказывал обратное. Таких цитат нет, а чтением в сердцах не опровергли. Но имя мое сделали пугалом для маленьких детей, а после этого мне выносится выговор за фракционную работу»[646].

Е.М. Ярославский с негодованием ответил: «Никто его (Сафарова. – С.В.) не обвиняет в том, что он говорил и делал на конференции и на съезде. Ни одной буквы в наших обвинениях не имеется…»[647]; «Ни одного слова не было ни о каком раскаянии. Правда, была попытка т. Ильина, которая оказалась гласом вопиющего в пустыне, это призыв к искренности присутствовавших здесь товарищей, чтобы они искреннее вели себя на заседании ЦКК»[648]. Ярославский обвинил Сафарова именно в ведении фракционной работы: «Целый ряд фактов этой подготовки имеется налицо – прощупывание отдельных товарищей, организация закрытых совещаний, куда вы не допускали некоторых товарищей»[649].

Факты подпольной фракционной деятельности оппозиционеров были налицо, однако ряд обвинений Сафарову со товарищи удалось отвести: на конференции Володарской районной организации ВКП(б) г. Ленинграда после доклада самого Сафарова «…т. Шверник, без всякой просьбы со моей стороны, – поведал цекакистам Сафаров 5 января на первом заседании Комиссии ЦКК по делу о группировке в верхушке Ленинградской организации, – сказал, что мой доклад был в высшей степени объективен и сказал несколько слов по существу доклада»[650]. Будущему сталинскому соратнику крупно повезло, что одобрение сафаровского доклада ему не припомнили десять лет спустя.

4 января Секретариат ЦК ВКП(б) принял постановление «О Секретариате ЛК», которое тот же день было оформлено как решение Оргбюро, направлено на утверждение в Политбюро, где было утверждено опросом (проголосовали «за» А.А. Андреев, заведующая Отделом работниц ЦК ВКП(б) А.В. Артюхина, А.С. Бубнов, А.И. Догадов, Э.И. Квиринг, заместитель начальника Орграспредотдела ЦК А.П. Смирнов): «Ввиду перехода т. Евдокимова на работу в Секретариат ЛК и ввиду выбытия т. Куклина из состава ЦК ВКП(б) поручить тт. Томскому, Молотову и Евдокимову в срочном порядке переговорить с Бюро ЛК о немедленной организации Секретариата ЛК»[651]. Аналогичным образом были приняты еще два важных кадровых решения. Первое – об утверждении Северо-Западного бюро ЦК. В бюро вошли: «Секретариат ЛК (в полном составе) (для этого, собственно, и торопились с “организацией”, а вернее – изменением персонального состава Секретариата ЛК. – С.В.), тт. Зиновьев, Бадаев, Шверник, Комаров, Лобов, Скворцов-Степанов, Москвин, Кадацкий, Авдеев, Кондратьев, Циперович, секретари четырех губкомов области и пред[седатель] г[убернского] с[овета] п[роф] с[оюзов]»[652].

Второе – об отправке в Ленинград докладчиками о работах XIV съезда М.И. Калинина, М.П. Томского, В.М. Молотова, А.А. Андреева, Г.И. Петровского, С.М. Кирова, К.Е. Ворошилова, Я.Э. Рудзутака, В.В. Шмидта[653]. Впоследствии (1927) А.А. Андреев припомнил, что когда командированные в колыбель революции сторонники «генеральной линии» партии встретились там «с Зиновьевым и другими оппозиционерами, тогда они нам грозили и заявляли: “Мы посмотрим еще, каков будет 14½ – ный (так в стенограмме. – С.В.) и 15‐й съезд партии”. Мы им говорили, мы говорили Зиновьеву: “не хвастайтесь, идучи на рать”»[654]. Надо сказать, что часть одержанных цековскими десантниками «побед» на ленинградском «фронте» была откровенной липой. С.К. Минину врезалось в память заседание парторганизации завода «Треугольник», состоявшееся 14 января. Резолюцию с одобрением политики ЦК ВКП(б), отвергнутую большинством, объявили как принятую «подавляющим большинством»[655] голосов. Цековский десант развил настолько бурную деятельность в колыбели революции, что 16 членов Бюро Ленинградского комитета ВКП(б) решились, рискуя быть обвиненными в нарушении резолюции «О единстве партии», обратиться в ЦК с соответствующим заявлением. 4 февраля об этом сделал доклад на заседании Политбюро В.М. Молотов. Итог – «строго» секретный:

«а) Политбюро считает, что все политические вопросы, затрагиваемые в заявлении 16 членов Бюро ЛК (Я. Ярослав, Сафаров и др.), разрешены XIV партсъездом и потому Политбюро осуждает попытку авторов заявления оспаривать эти решения – попытку, являющуюся не чем иным, как недопустимой попыткой продолжения фракционности после съезда;

б) заявление 16 членов Бюро ЛК, что “кампания по проведению решений XIV съезда превратилась в борьбу за полное подавление Ленинградской организации”, что резолюции ячеек против оппозиции прошли якобы “под неслыханным давлением” и т. п., является вопиющим искажением фактов и клеветническим нападением на ЦК ВКП.

Политбюро констатирует, что отчет 8 членов ЦК, командированных в Ленинград для проведения отчетной кампании о съезде, полностью опровергает