в) Политбюро проходит мимо имеющихся в заявлении 16 недостойных выпадов против членов ЦК, проводивших отчетную кампанию о съезде в Ленинграде;

г) ЦК отклоняет предложение большинства Бюро ЛК о рассылке заявления 16‐ти всем (189) членам ЛК, считая, что это предложение направлено на то, чтобы превратить заявление 16‐ти во фракционную платформу для продолжения борьбы оппозиции против решений партсъезда;

д) одобрить работу командированных в Ленинград для проведения отчетной кампании о XIV съезде 8 членов ЦК и разослать представленный ими доклад ЦК, ЦКК и делегатам XXIII Ленинградской губпартконференции и местным организациям на правах закрытого письма ЦК»[656].

5 января Г.Е. Зиновьев «с товарищеским приветом» писал М.И. Калинину, Г.И. Петровскому, В.М. Молотову, Я.Э. Рудзутаку, М.П. Томскому, К.Е. Ворошилову «и другим докладчикам от ЦК, приехавшим в Ленинград для докладов о XIV партсъезде»:

«Товарищи,

Вы будете выступать в Ленинграде с рядом докладов о XIV съезде и будете освещать наши разногласия на съезде. У ленинградских рабочих будет вызывать удивление тот факт, что я, развивавший определенные взгляды на съезде, теперь молчу и не появляюсь ни на собраниях, ни в печати.

Вы, товарищи, знаете, что я не выступаю только потому, что Пленум ЦК ВКП решением от 1 января 1926 г. запретил мне (и тем, кто разделяет те же взгляды, что и я) – на мой прямой вопрос – всякое выступление по этим вопросам.

Я надеюсь, товарищи, что у вас будет достаточно беспристрастия, чтобы сообщить на тех собраниях, где вы будете выступать, о причинах моего молчания.

Я убедительно прошу Вас сделать это – в форме, которую Вы найдете более подходящей.

С тов[арищеским] прив[етом],

Г. Зиновьев»[657].

Прекрасно понимая, что большинство ЦК лишь посмеется над этой просьбой, Зиновьев составил соответствующее обращение к Ленинградскому губернскому комитету ВКП(б) и председателю собрания актива Ленинградской организации[658].

Примечательно, что 1 марта заместитель заведующего Бюро Секретариата ЦК ВКП(б) Яков Еремеевич Брезановский послал в «Ленинградский губком т. Кирову» письмо с напоминанием о том, «…что посланные Вам 1000 экз. “Доклада членов ЦК, командированных в Ленинград, о проведении отчетной кампании о XIV съезде ВКП(б) в Ленинградской организации” должны быть возвращены в ЦК (здесь и далее в цитате курсив наш. – С.В.) согласно обычному порядку возвращения конспиративных материалов ЦК. Ввиду этого просьба или сообщить нам список, по которому был роздан данный материал, или (что было бы для нас удобней) затребовать аппаратом губкома возврата розданного материала и приблизительно к 15 марта возвратить весь материал в Бюро С[екретариа]та ЦК»[659].

Активно развернулась чистка верхушки Ленинградской организации от зиновьевцев. В частности, был избран новый губернский комитет ВКП(б) во главе с С.М. Кировым. В начале января Г.К. Орджоникидзе писал Н.М. Швернику, И.М. Москвину и С.С. Лобову: «Дорогие друзья! Ваша буза нам обошлась очень дорого: отняли у нас т. Кирова (он находился на ответственной работе в Закавказье. – С.В.). Для нас это очень большая потеря, но зато вас подкрепили как следует. […] Киров – мужик бесподобно хороший, только, кроме вас, он никого не знает (! – С.В.). Уверен, что вы его окружите дружеским доверием. От души желаю вам полного успеха. P.S. Ребята! Вы нашего Кирыча устройте как следует, а то он будет шататься без квартиры и без еды»[660]. А.И. Микоян писал о С.М. Кирове, что это был «человек живой, пытливый, умный, ясно и четко мыслящий. Киров мгновенно разобрался во всех тонкостях этих вопросов. За дни пребывания в Астрахани и частого общения с ним мы близко узнали друг друга и стали навсегда друзьями. В моей памяти Киров тех дней остался исключительно собранным, подтянутым, цельным человеком, обладавшим к тому же очень твердым характером. Он и по внешнему своему облику необычайно располагал к себе людей. Невысокого роста, коренастый, очень симпатичный, он обладал каким-то особенным голосом и необыкновенным даром слова. Когда он выступал с трибуны, то сразу покорял массы слушателей. В личных беседах и на узких совещаниях он был немногословен. Но высказывал свои мысли всегда очень ясно, четко, умел хорошо слушать других, любил острое словцо и сам был отличным рассказчиком»[661].

О том, что в 1926 г. С.М. Киров упал в голодный обморок, как в 1918 г. нарком по продовольствию А.Д. Цюрупа, мы ничего не знаем, поэтому можно предположить, что нового председателя Ленинградского губкома «дорогие друзья» Серго всем необходимым обеспечили. Главное то, что «бесподобно хороший мужик», стоявший у истоков насильственной советизации трех закавказских республик и не знавший Ленинградский регион, партийным руководителем которого он был «избран», был лично предан генеральному секретарю ЦК ВКП(б). Как в 1925 г., оставшись председателем Моссовета, Л.Б. Каменев потерял столицу, в которой все решал первый секретарь Московского губернского комитета партии Н.А. Угланов, так в 1926 г. Г.Е. Зиновьев лишился колыбели революции, в которой отныне хозяйничали С.М. Киров с давними товарищами И.В. Сталина и Г.К. Орджоникидзе.

4 января пленум Ленинградского губкома партии утвердил резолюцию, которая, по признанию Ю.Н. Жукова, представляла собой «открытый вызов»[662] сталинско-бухаринскому большинству ЦК ВКП(б): «3. Ввиду прекращения дискуссии считать недопустимыми нападки на ленинградскую делегацию. 4. Редакциям ленинградских газет предложить печатать все резолюции коллективов, а не односторонние подборки. Отказ редакций в печатании резолюций крупнейших рабочих коллективов вызывает острое недовольство среди рабочих-коммунистов… 5. Вместе с тем, губком констатирует, что группой товарищей фактически создается в Ленинграде подпольная организация со своим особым, ни с каким уставом и никакими нормами не считающимся центром. Делаются попытки создания параллельного губкома и параллельных райкомов… Через голову организаций устраиваются собрания ячеек, на которые вузовцы, красная профессура и т. д. ведут агитацию против Ленинградского губкома, разжигая разногласия до последней степени. Губком считает, что необходимо положить конец этой дезорганизаторской работе, могущей привести к серьезным осложнениям»[663].

6 января Оргбюро ЦК ВКП(б) рассмотрело заявление саратовской делегации XIV съезда ВКП(б) «о решениях пленума и президиума Саратовского губкома»[664]. Итогом рассмотрения стали партийные репрессии в отношении видного деятеля Новой оппозиции М.М. Харитонова: «а) согласиться с постановлением Саратовского ГК о невозможности дальнейшей работы т. Харитонова в Саратовской организации. Отозвать т. Харитонова в распоряжение ЦК; б) удовлетворить просьбу Саратовской организации. Отозвать т. Харитонова в распоряжение ЦК; б) удовлетворить просьбу Саратовского ГК о командировании т. Варейкиса [И.М.] в Саратов для ответ[ственной] партийной работы; в) срок выезда т. Варейкиса для работы в Саратов поручить определить Секретариату ЦК; г) вопрос с целом внести на утверждение Политбюро»[665]. В тот же день был проведен опрос, в котором приняли участие И.В. Сталин, В.М. Молотов, который как раз находился в колыбели революции, А.П. Смирнов, Э.И. Квиринг, Н.А. Угланов, А.В. Артюхина[666]. Как видим, с кем не надо, вопрос никто не согласовывал. В дополнение к данному решению Секретариат ЦК, с последующим голосованием по телефону И.В. Сталина, В.М. Молотова, Э.И. Квиринга, С.В. Косиора, Н.А. Угланова и А.И. Догадова, принял 27 января постановление «О работе т. Харитонова»: «Откомандировать т. Харитонова в распоряжение ВСНХ для ответственной работы в текстильсиндикате»[667].

7 января, заслушав сообщение Г.Е. Зиновьева «О публикации решений Пленума», Политбюро поручило Секретариату ЦК «опубликовать в печати содержание постановления Пленума от 1 января с.г. об отчетах о решениях съезда и о прекращении дискуссий, с предварительной рассылкой текста