– Квиты? – Егор застонал, в бессилии закрыв лицо руками. – Я просил о помощи, а ты сводила счеты. Ненавижу…

– А пойди-ка ты проветрись, милый! – перебив его, рассмеялась Лиля. – Москва большая, а бешеной собаке и семь верст не крюк. Заодно вынеси мусор.

– Провались ты к вурдалакам! Весь ваш шабаш змеиный уничтожу – так и передай своим! В Пестроглазово войну ведьмам пообещал, и на этот раз не отвертитесь, катком вас всех раскатаю…

– Отлично, что напомнил насчет катка, как раз собиралась погладить твою кошмарную рубашку, – парировала Лиля. – Я ведь не сразу понимаю намеки, только начинаю привыкать к семейной жизни, любимый…

– Я ТЕБЕ НЕ ЛЮБИМЫЙ!!! – проревел тролль, и девушке почудилось, что из зеленых глаз полетели искры. – И я не поверю ведьмам больше никогда!!! Подлые твари… Даю три дня всему вашему отродью, чтобы спрятаться, а потом найду, и… тот капкан в парке вам покажется раем! Так и передай…

После этих слов удар кулака разнес в щепки дверной косяк. Тролль быстрым движением сгреб в охапку свою так и не познавшую утюга рубашку, и спустя пару секунд рассвирепевшего парня в квартире уже не было. От распахнутой входной двери потянуло сквозняком, и легкие занавески затрепетали по кухне.

Лиля, в напряжении прождав минуту и поняв, что Егор не вернется, обессиленно опустилась на табуретку. Рука дрогнула, и горячий кофе плеснулся из чашки на стол, заваленный неоплаченными квитанциями за коммуналку.

Хотелось одновременно и плакать, и смеяться. Смеяться, вспоминая, как танцевали на крыше поезда домовые, как визжала похищенная прямо с ковром и столом тетка из ЗАГСа, как завывали свадебный марш вурдалаки.

И отчаянно хотелось плакать… вспоминая его губы, кольцо объятий, из которых ей было не вырваться… и всю прошлую ночь. Все это сейчас нужно выдрать из памяти, выжечь. На то она и ведьма, чтобы контролировать эмоции и не давать себе растечься лужицей у ног жестокого парня. Нет, ей-то не понадобится отворотное зелье – еще чего. Нынешней ночью без нее, Лили, прошел ведьмовской шабаш, поскольку ведьма в какой-то миг прыгнула в бегущий мимо поезд совершенно другой, неизвестной судьбы.

Девушка мелкими глотками пила остывший уже кофе, мысленно поздравляя себя со сладкой местью врагу.

Разумеется, она сможет все забыть. Забыть, как утопала в летнем снегу Москва, как Морок, ненавистный ей до этого дня, тянул и влек ее к себе, срывая с плеч платье. Да и зачем ей нужен такой сумасбродный малолетка? Ему восемнадцать или вообще семнадцать навсегда, а она старше – уже девятнадцать исполнилось в феврале.

И еще он влюблен в другую – в гибельную хризантему, как называли Владу Огневу в Ведьмовстве. Его любимая – брюнетка, изящная и утонченная, удивительно красивая. Его любимая недосягаема – и оттого стала для двух держателей тайного мира идеей фикс, как прекрасная далекая звезда.

Злые языки скажут, что ей, Лильке, до Влады Огневой – как до альфы Центавра пешком. И будут правы. Такой парень, как Морок, и крохотная наглая ведьма – мезальянс, случайность, бред…

Лиля рассмеялась, словно назло всем, и тут же зажмурилась до внезапно брызнувших слез.

Эта чужая прекрасная любовь… Какая же она искренняя и отчаянная. Ей удалось украсть так немного этого счастья, стащить обманом. Все это: и любовь, и нежность, и огонь, который обрушился на нее, – предназначалось той, другой. Но на то она и ведьма, чтобы забирать чужое и мстить за обиды, а нынешняя месть Мороку – да это просто верх ведьмовского коварства, настоящий шедевр!

Девушка сидела в тишине, глядя, как расплываются цифры в намокших неоплаченных квитанциях, а в кухню залетают с Никитского бульвара остатки вчерашнего снега, – легкий и невесомый, как тополиный пух, он метался по полу, щекотал лодыжки и прятался за холодильник. Наверняка городские новости кричат о странных погодных аномалиях в Москве, и пока никто не догадался, что даже этот снег посреди июля – ее, Лилина, прихоть, которую ради нее одной сотворил хозяин дневного права.

А еще никто не догадается, что поняла маленькая ведьма. Бесценная мысль осенила ее, пока она снизу вверх смотрела на бушующего яростью парня и вслушивалась в его не слишком связные угрозы.

Дождавшись, когда утро перетекло в день, ведьма с усилием заставила себя вырваться из бурного потока мыслей и достала из кармана халата мобильный телефон. Руки заметно тряслись, зато на безымянном пальце победно сверкало золотое обручальное кольцо.

В скайпе висели непрочитанные сообщения, и Лиля пробегала их глазами.

«Кострова, тебя изгнали из Ведьмовства!» – ликовали коллеги и соратники.

«Лиля, ты должна была появиться, – писала ей Вика. – А раз не решилась, то мне не удалось вступиться за тебя. Я говорю это тебе первая, чтобы ты не узнала от других. Надеюсь, что ты не…»

– Зря только разозлила осиное гнездо, – поморщилась Лиля, представив, что пришлось выслушать Вике. Остальные же злорадствовали от всего сердца:

«Скатертью дорожка и успехов за аптечным прилавком!»

«Кострова, колдовскую тетрадь твоей мамаши, так и быть, у тебя куплю. – Это уже от Шкурина. – Коллекцию зелий тоже. А какое было веселье, сколько угощений! Голосовали за твое изгнание единогласно, приятно было видеть лес рук. Скатилась в пыль ваша колдовская семейка, поздравляю!»

– Катитесь все к черту, – прошептала Лиля, открывая общий чат ведьм. – Ешьте теперь мои новости с маслом…

Пальцы печатали четко и быстро, и на экране появлялись строки:

«Я, Лиля Бертилова, дислокация – Москва, моя квартира на Никитском бульваре. Да, вы не ослышались, коллеги! Я теперь не Лиля Кострова, а Лиля Бертилова. Хозяин дневного права, сам великий Морок женился на мне. И поскольку я изгнана из ваших сплоченных рядов, меня совсем не касается, что Ведьмовству дано три дня на бегство, поскольку Морок в ярости. А теперь читайте внимательно. Та, которая скрепила Конвенцию своей жизнью, ушла во Тьму. И, пожалуй, я единственная во всем тайном мире, у кого работают мозги. Я одна только что догадалась, как реально можно спасти Владу Огневу. Sapienti sat[1]. Надеюсь, вам сейчас станет веселее, чем на шабаше, мои бывшие коллеги!!!»

Когда вампир мирно отсыпается в собственной зловоротне, будить его – занятие непростое. Или даже опасное.

На охране вампирского сна всегда стоит нежить, верой и правдой служащая семье. Нежить никогда не допустит, чтобы кто-нибудь из шальных домовых пошуровал по карманам или стащил из зловоротни ценную вещицу. Да и отпугнет вороватого водяного, который захочет поживиться душистым кусочком мыла, стянув его из ванной.

Только вот не стали бы жители тайного мира беспокоить по пустякам старшего брата Темнейшего, самого Алекса Муранова, да еще в четыре часа утра.