— А его и так нет, — ухмыльнулся Яр. — Либо наружу, проверить себя и судьбу, либо на корм кролям… Думаю, решение очевидно.

Игорь поднялся и обвёл взглядом всех.

— Уходим сейчас. Нужно снаряжение и какое-нибудь средство передвижения, так как предчувствуют мои булки, что погони нам не избежать. Ещё тёплая одежда и еда.

— Есть кони, — предложил Ярос. — Быстрые, свирепые, злые…

— «Тигры», — перебил его Джордж. Все уставились на него непонимающими взорами. Какие тигры в этих местах? Но он спокойно выдержал их взгляды и продолжил: — Две машины «Тигр» в ангаре у главных ворот. Бронированные. С кучей оружия и снаряжения внутри. А что? Их так… на всякий случай держат… Мало ли — Воеводе смыться понадобится, или мятеж подавить, ну, или вылазку сделать. Да что вы, не знали? Они ж ещё со времён войны там стоят, за ними ухаживают и смотрят. Кроме того, ангар не заперт — никто не ждёт внутренней угрозы, а стрельцы только внешний периметр караулят.

— Отлично! — сказал Потёмкин, поднимаясь. — Я не прочь обменять свой старенький «калаш», который они у меня забрали, на новое оружие Воеводы. Остались одежда и еда…

— Сейчас организуем! — затараторила Лида. — Я ж на кухне работаю, у нас там и прачка рядом. Оль, Яр, пойдемте-ть со мной. А вы ждите в ангаре. — Потом добавила, выходя из камеры с довольным видом: — Мужичищи! Ух!

Потёмкин с Жорой быстро связали Грома порванной для этих целей простыней. Закрыли решётку на замок, выключили свет и тихо покинули подземелье. Только дверь несколько раз предательски скрипнула, но на такие вещи никто внимания не обращал — люди, работающие в ночные смены, частенько сновали туда-сюда.

* * *

Жарко. Во рту пересохло. Кости выворачивало от испепеляющего зноя. Солнце стояло в зените и пекло, иссушало землю, растения, животных, плавило камни. Митяй несколько раз надолго закрывал глаза, но кошмар не проходил. Куда ни глянь: знойная пустыня, почерневшие, исковерканные высокой температурой деревья, сгоревшая трава и развалины Юрьева. Живых нет. Обугленные кости людей и животных устилали землю, хрустели под ногами, но юноша не испытывал страха: почему-то казалось, что всё это не по-настоящему, какой-то розыгрыш, фарс. И кто бы ни вздумал ломать комедию, ему это не удалось. Странный какой-то юмор, чёрный.

Желание пить было так сильно, что юноша, не обращая внимания на хруст черепов под ногами, шёл вперёд, измученные мышцы ныли, пытались протестовать, сопротивляться, лишь бы не двигаться. Хотелось лечь на землю и подохнуть, истлеть прахом вместе со всеми умершими и врастающими в песок, заменивший землю, но пить хотелось больше. Поэтому с трудом, но Митяй ещё переставлял одеревеневшие ноги. Вперёд. Только вперёд. В поисках колодца, речки, артезианской скважины с насосом, который он, может быть, сможет запустить, если найдёт в себе силы и знания для этого.

Тягучая, слегка пульсирующая боль, растекающаяся по телу, отдающаяся в мышцах так, что их сводит. Откуда она? Откуда этот чужой мир, скелеты, развалины? Что вообще происходит вокруг? Мысли путались, не хотели открывать такую необходимую сейчас информацию. Не желали отдавать её человеку, словно это знание таило в себе некую угрозу, может, даже смерть.

Митяй облизал потрескавшиеся губы и упрямо сделал следующий шаг. Ступня скользнула по черепу, и парень тяжело рухнул на кости. Тело пронзила новая боль, сотней осколков вонзившись в плоть. Юноша замер, стараясь, чтобы лишние движения не причиняли новых мучений. Наконец-то дождался отдыха. Всмотрелся в голубое без единого облачка небо, расслабился. Чуть слева висел ярко-белый шар солнца, резал глаза светом, мешая любоваться куполом, свободным от серых туч. Когда ещё удастся увидеть такое зрелище? Но солнце… оно мешало. Митяй никогда не думал, что будет так ненавидеть светило, дающее жизнь всему на земле. Но то было раньше. Когда? Уже неизвестно.

Митяй повернул голову вправо, чтобы глаза отдохнули от ярких лучей. На него уставились пустые глазницы черепа, потрескавшегося и местами осыпающегося неуловимыми пылинками, гонимыми прочь малейшим дуновением ветерка. Нижняя челюсть давно уже отпала, затерялась среди тысяч выбеленных временем и песком костей. Одна глазница пробита, через неё видна дыра в задней части. Будто череп смотрит на юношу, сверлит взглядом.

А в голове на пределе слышимости откуда-то возникают слова: «Кто ты? Зачем ты здесь? Ты же не отсюда и никогда не будешь одним из тех, кто пал на этом месте…»

— Нет. Нет. Нет, — взволнованно зашептал потрескавшимися губами Митяй. Что-то не нравился ему смысл фразы в целом. Чего-то неуловимо-неправильное было в ней… Хотя и понятное. — Нет! Я, как и вы — человек!

«Да какой ты человек? — лёгкая усмешка слышалась в голосе, гуляющем в голове, словно ветер, будто самостоятельно существующий фантом, проецируемый простреленной глазницей черепа. — По-человечески никогда не жил, да и умер-то… не как человек».

— Да что ты… Глупый череп! — возмутился Митяй, с усилием подняв руку и показывая на костяное поле и развалины, казалось, состоящие теперь из черепушек. — Что ты мне тут чешешь! Как — не был? Как? Да я больше человек, чем вы тут всё, вместе взятые! Я вот ещё живой! В отличие от вас — костей, позабытых временем!

«Живой, — согласился неожиданно череп, — живой… Но не человек… Уже».

— Да пошёл ты! — разъярился Митяй, что придало ему силы повернуться, одним ударом разнести череп и вскочить на ноги. Кровь закипела внутри от ярости, от нахлынувшей обиды. Как это — не человек? Ну, как? Больше всех человек! Больше этих костей, разбросанных по округе, во всяком случае! Он — сын Воеводы, всё-таки! А не кто-нибудь. Взгляд снова упал на руины родного города. Что бы вокруг ни случилось, ответы надо искать там!

Юноша быстро, насколько позволяло измученное жаждой тело, пошёл в сторону развалин. Потоки горячего воздуха поднимались от земли, создавая иллюзию плавящегося горизонта. Кожа, казалось, совсем высохла, потрескалась. Митяй поднял руки и ужаснулся: их поверхность покрылась сетью пульсирующих чёрных прожилок.

«Живой… Но не человек… Уже…» — догнал ветер.

— Да пошёл ты! Пошёл ты! Пошёл ты! — ещё больше разъярился Митяй. Он развернулся и, не увидев никого, пнул первый попавшийся под ногу череп. Он рассы́пался, и дымка праха тут же была подхвачена ветром. А юноша вновь продолжил свой путь к развалинам, пиная на ходу любой более-менее целый череп, страшась снова услышать загадочные слова.

Обглоданные жаром стены раздались, открыв взору столь же плачевное состояние