холоднее чем в центре. Я пялился на подъезд и слушал радио. Все-таки Первый свидетель вносил разнообразие в этот поток рекламы и попсы. Я задремал всего минут на десять. Позвонил Дипло и сказал, что задержится еще на двадцать минут. Я уже понял, что мне суждено замерзнуть под окнами поджигателя. Но тут в его окне я увидел свет. Я перезвонил Дипло, но тот не взял.

Черт с ним. Я вышел из машины и вошел в подъезд. Я сам виноват. Я проосрал момент, когда Трент прошел мимо меня. Дверь мне разумеется не открыли. Я навалился и хлипкие доски провалились в квартиру.

– ФБР! – крикнул я в пустой коридор.

Ободранные стены были обвешаны странными картинами. Пенни права. В них не было огня. В них была какая-то жуть. Однотонные мрачные краски. Люди без лиц. Я такое не люблю. Вот вазу там с фруктами, зверье, море. Это я понимаю. А вот это вот все – нет.

– ФБР! – повторил я. Это было уже насмешкой.

Шум в зале, раскрытое окно. Я спрыгнул следом и ударился плечом об мусорный бак. Николас или кто бы то не был в его квартире скрылся между заборами чужих домов. Я за ним. Я бежал за ним через узкие проходы, через щели в заборах. Я выбежал за ним на трассу. В висках стучало, мне не хватало дыхания. Фары проезжающих машин слепили меня. Я поскользнулся и растянулся в луже талого снега. Сил подняться я не нашел. Правильный вояка Маккинли приказывал мне встать. Но я с трудом разбирал его голос. Свет фар проезжающих машин померк.

Все Ирвины Маккинли ругались. Кроме одного. Меня. Я был рад, что меня вытащили из лужи и положили в теплую машину. Через их вопли я слышал Пенни.

– Я позвоню вашему Рейзену и что скажу, что Дипло его эксплуатировал. И про твою рожу тоже расскажу. Ковбой колхозный!

– Тише мисс Бойл, я не могу сосредоточиться.

– Чего там сосредотачиваться! Право, лево, газ, тормоз.

– Какой дельный совет. Даже дико, что в этой машине права есть только у Ирвина, и тот в отключке.

Я окончательно пришел в себя. Со мной такого никогда не было. Я выпадал из реальности в последнее время, меня бывало вырубали, но что бы потерять сознание на ровном месте во второй раз. Похоже, мне даже консьержем скоро нельзя будет работать.

Все тело было как пластилин. Костюм промок от пота и от того что я лежал на земле. Я поднялся и увидел на переднем сидении доктора О`Райли и Пенни. За окнами светало. Под глазом Мерфи красовалось фиолетовое пятно с красными узорами.

– Кто вы такие?

– В смысле? – Пенни резко повернулась, и я расхохотался.

– Я шучу.

– Свободный микрофон в барах по воскресениям. Там свои стендапы будешь показывать. Ты не брал трубку, Дипло тоже. Я нашла Мерфи в фейсбуке, он написал мне, что ты поехал следить за домом Трента.

– Прости. Нужно было позвонить тебе. Я долго был в отключке?

– Ты в ней не был. У тебя был бред из-за лихорадки. Тебе надо в госпиталь.

– Нет! – одновременно выкрикнули мы трое и Пенни.

– Я не могу потерять работу.

– У него через неделю контрольные анализы. Это много для него значит. К тому же врач у нас есть.

– Он патологоанатом! – возмутился я, но меня никто не слушал. Пенни и Мерфи спорили, как правильно ехать. А я упал на заднее сидение и мне стало грустно. Не будь Пенни, я бы остался валяться в луже, и дальнобойщик нашел бы мой труп только через три дня, когда остановился помочиться в соседнем кусте. Почему я никогда не пытался завести друзей? Которые бы искали меня по окраинам и угнали машину бюро не имея прав.

– Не ной! – сказали мне голоса, и я не ныл.

Глава 8

Сеансы с Павилион пришлось отменить, как бы я не упрашивал Пенни. Я приходил, отстаивал планерку, а потом сматывался домой, где валялся с температурой, смотрел телевизор, пил чай с вареньем и иногда с виски. Мне названивал Дипло, но я не брал трубки.

Агент Маккинли порывался ответить, или встать и пойти спасать этот мир от маньяков и серийных убийц. Рассказывал, как в Ираке, при плюс сорока в тени, они спали в колодцах, чтобы избежать теплового удара. А я тут раскис на теплой перине. Мы с Маком недоумевали, но не перечили старику. Мы примирились с ними. На время. Я был на чеку, и они скорее всего тоже. В агенте Маккинли была часть Скотт. Он повторял ее слова о военных базах. Лучше бы она оставалась в армии. Возможно была бы жива, а если нет, ее похоронили бы героем своей страны. В гробу накрытом флагом. Но она решила стать агентом ФБР, как я в свое время. И вот теперь она самоубийца, которая передавала дела мафии. Не герой войны. Не сильная и замечательная женщина. Не агент ФБР. Она козел отпущения как Лисовски. Мертвый козел отпущения. Я их обоих не ценил. Теперь они лежат в земле, а я в своей кровати, размазывая сопли по роже и ничего не могу сделать для них.

Все эти мысли вгоняли меня в депрессию. Если бы не день икс. Днем икс я называл мое повторное освидетельствование, после которого я либо стану полноценным агентом, либо пенсионером.

В день икс. Тринадцатого января я встал полностью здоровым. Надел костюм и почистил ботинки. Я пошел в госпиталь пешком. Чтобы морозец на улице придал моим щекам здоровый красный оттенок.

Тут всегда так мерзко или я просто давно не гулял? К грязи и сырости добавился праздничный ажиотаж. Витрины магазином ломились от плюшевых медведей, цветов, конфет и розовых открыток. День всех влюбленных, мать его. Надо будет что-нибудь купить Пенни.

В госпитале мне задали пару вопросов, постучали молотком по коленям, дали заполнить тест из одной страницы, с плохо пропечатанными вопросами и ответами и отпустили с бумажкой «здоров, годен.»

Я шел обратно, с красной от радости и холода рожей. Любовная лабуда на витринах меня радовала. Я забыл про Лисовски и Скотт. Про мясника, поджигателя. Про потерю памяти. И ни один из Ирвинов меня не беспокоил.

На планерке директор Кордон поздравил меня и тут же назначил меня в дежурство. Я мечтал ездить по чужим вонючим квартирам и смотреть на кучи пластика и плат. Я не снимал сегодня трубку с телефона. И мы с Полом посетили восемь адресов. Микроволновки и