линии траншей. Плешков направил своих людей с возвышенных позиций на топкую землю, покрытую жидкой грязью местами на тридцать сантиметров [Stone 1999 (1975): 229]. Их безжалостно уничтожили ураганным огнем. Немецкие орудия так плотно обстреливали один участок линии фронта, что он стал известен как «Долина смерти», а потом «Долина добра и зла» [Айрапетов 2001:95; Pares 1931: 372]. Артподготовка наступления 22-й пехотной дивизии не смогла разрушить немецкие заграждения из ключей проволоки, и в результате предпринятая днем попытка перерезать заграждения «шла медленно, так как ружейным и пулеметным огнем врага выводились из строя целые сотни людей» [Подорожный 1938: 78]. Следующая в тот день попытка 85-го пехотного полка захватить другой участок заграждений была столь же неудачна из-за «жестокого флангового огня пулеметов и батарей со стороны леса» [Подорожный 1938: 79]. Там, где выжившие сумели добраться до окопов, их подстерегали новые неожиданности. Во-первых, этот участок фронта был оставлен. Во-вторых, немцы заранее пристреляли эти позиции и начали разносить их. Только в корпусе Плешкова в первые четыре дня сражения погибло 30 000 человек. Атаки других командующих также практически не принесли успеха. Наступление ожидал кровопролитный конец в льдистых топях.

Командование немедленно принялось сваливать вину друг на друга. Генерал Эверт винил Плешкова. Лемке винил царя и всю систему военного управления. Царь винил военного министра Поливанова – человека, которому он долгое время не доверял и которого сместил с поста 15 (28) марта [Лемке 2003, 2: 381-386]. В целом за время сражения русские потеряли 100 000 человек, в том числе 12 000 человек, пострадавших от обморожений. Немцы потеряли 20 000 человек и несколько квадратных километров территории, которую потом отвоевали в ходе апрельского наступления [Stone 1999 (1975): 231]. Норман Стоун писал:

Сражение за озеро Нарочь стало, хотя и может показаться иначе, одной из решающих битв Первой мировой войны, которая обрекла большую часть русской армии на пассивность. Генералы полагали, что если 350 000 человек и тысяча орудий с грудами снарядов потерпели поражение, то задача невыполнима – если только не будет чрезвычайного количества снарядов [Stone 1999 (1975): 231].

Поскольку немцы теперь обратили внимание на запад, а русское командование было парализовано, существенных подвижек на немецком фронте не происходило более года. Как мы увидим, при Нарочи зимняя горячка Эверта обернулась весенним бездействием. Кроме того, это оказало глубокое влияние на Алексеева, который писал в письме жене от 21 марта (3 апреля) 1916 года:

Снова пришлось пережить тяжелое время и новый период несбывшихся ожиданий. Много было сделано в смысле подготовки: собраны большие силы, достаточные материальные средства при той бедности, из которой мы все еще не можем выбраться. И все это разбилось не о стойкость и искусство врага, а об наше невежество, неумение и большое легкомыслие, проявленное и большими, и малыми. Войска дали порыв, храбрость, начальники заплатили за это неспособностью использовать качество войск. В результате мы не сделали того, что должны были выполнить, на что имели право рассчитывать. Потери, конечно, неизбежны, но хорошо, когда потери эти окупаются. Потери напрасные подрывают веру. Подрывают они веру и у меня в возможность при таком невежестве вести успешно дело, ведь с этим бороться трудно. Не хотят учиться ни своим, ни чужим опытом, невзирая на его обилие и поучительность. Тяжело, обидно, и как-то безнадежно [Алексеева-Борель 2000: 421].

К концу марта солдаты и высшее командование утратили веру в возможности своих полевых офицеров, по крайней мере во 2-й армии.

Нельзя сказать, что русские военные бездействовали начиная с 1916 года. Напротив, тот год принес России одни из самых значительных успехов в войне. Кампании против Османской империи в Закавказье шли все лето 1915 года, а линия фронта проходила через самое сердце Армении и район озера Ван. В то же время Ближний Восток начал превращаться в крупный театр военных действий. В конце 1914 года Британия начала свою кампанию в Месопотамии и в декабре взяла Басру. Британцы неторопливо укрепляли эту позицию, пока неудачная атака турок в апреле 1915 года не убедила их в возможности продвинуться дальше, вероятно, даже до Багдада, и колонна под командованием генерала Чарльза Таунсенда отправилась маршем на север. Атака британцев на Галлиполи, также начавшаяся в апреле, продлилась большую часть года. Давление на турецкие фланги беспокоило и руководство Османской империи, и их союзников. Взглянув на свою восточную границу, они видели землю Персии, частично оккупированную врагами. Британцы и русские поделили Персию на сферы влияния в 1907 году и потом продолжали осторожно наблюдать за действиями друг друга, заявляя жалобы, если вооруженные силы использовались для влияния на персидскую политику или когда затевались крупные коммерческие предприятия [Greaves 1968:69-91; Игнатьев 1997:31]. Великобритания и Россия в этом регионе были соперниками, а не друзьями.

Однако в 1915 году и Германия, и Османская империя все больше увязали в персидских делах. Во второй половине года руководители Германии отчаянно пытались заставить Персию официально присоединиться к Центральным державам и пообещать атаковать Британию и Россию не только на территории Персии, но и вне ее границ – в Афганистане, Бухаре и Хиве. В обмен Германия обещала деньги и оружие. Когда этот маневр не удался, агенты немецких спецслужб под руководством графа Георга фон Каница и Вильгельма Васмуса «использовали все возможные средства, чтобы повлиять на правительство, парламент и прессу этой не знающей согласия страны» [Fischer 1967: 127]. Это заставило Британию и Россию искать помощи друг у друга в сфере персидской политики. В начале 1915 года Британия обратилась к России с просьбой оказать военную помощь в Персии, чтобы предотвратить возможный удар Германии и Османской империи по Британской Индии на востоке [Мс-Meekin 2011: 180-181]. Российское Министерство иностранных дел поддержало эту позицию и запросило о посылке войск Кавказского театра военных действий. И генерал Юденич, и кавказский наместник граф Воронцов-Дашков отвергли эту идею, предположив, что со стороны немцев это был отвлекающий маневр с целью оттянуть ценные силы и ресурсы Антанты с других фронтов. Но в октябре возобновившееся давление со стороны британцев и возросшее беспокойство по поводу действий Каница заставили нового наместника Кавказа великого князя Николая Николаевича поддержать отправку экспедиционных сил в регион, чтобы противодействовать активности немцев и возродить доверие к российской мощи [Масловский 1933: 216].

Корпус, командующим которым был генерал Баратов, формировался постепенно, сначала в Баку, а потом, в ноябре, в российской зоне в Казвине, всего в 150 километрах от Тегерана. Люди Баратова ушли оттуда, быстро победив персидских жандармов и нерегулярные части по пути