информацию в условиях войны. Поэтому, с одной стороны, секретность была доведена до такой степени, что Брусилов скрыл планируемую дату атаки от императрицы даже после ее прямого вопроса во время поездки царской семьи в Одессу [Lincoln 1986: 247]. С другой стороны, штаб Брусилова пытался бороться с неизбежными утечками сведений, создавая такой поток информации и дезинформации, чтобы враг застыл в нерешительности [Dowling 2008: 44-46]. Неясно, что больше подействовало на противника – дезинформация или халатность. Австро-венгерские офицеры располагали «обширными сведениями о сосредоточении войск противника и лихорадочном строительстве инженерных сооружений», а дезертиры сообщили им точное время нападения, но серьезных контрмер принято не было. Командование австрийцев чувствовало себя в безопасности на своих серьезно укрепленных передовых позициях [Schindler 2003: 40-41].

Молодой двадцатилетний офицер Дмитрий Никитин (будущий архимандрит Иов) участвовал в приготовлениях 8-й армии возле украинского городка Олыка, в 30 километрах к востоку от Луцка. В Олыке находился великолепный замок Радзивиллов, ставший удобной мишенью немецкой артиллерии в недели перед наступлением. Но жители городка все равно в основном остались на месте, бросаясь в погреба во время артобстрелов. Никитин жил у еврейского семейства, во время относительного затишья учил одиннадцатилетнюю хозяйскую девочку играть на балалайке. Но после Пасхи ход событий ускорился. Никитин и другие рыли окопы все ближе к вражеским линиям, строили брустверы для защиты от ружейного огня и копали ходы сообщения для поддержки новых передовых линий. Как офицер разведки, Никитин вскоре получил приказ добыть сведения об окопах австрийцев и вместе с ротным командиром передовых позиций работал над его выполнением:

Пространство между окопами было покрыто высокой травой. Стоял май, яркое солнце. Солдаты сплели нам шапочки из травы и цветов, и на следующий день, шепотом переговариваясь, мы подползли к проволочным заграждениям, рассмотрели, что нам нужно, и вернулись благополучно в окопы. Я получил задание уничтожить пулеметные гнезда, выходившие в проволочные заграждения, и сделать в них два прохода по 10 саженей[230].

Когда день-два спустя атака началась, он выполнил задание, использовав примерно две тысячи легких артиллерийских гранат. Пример Никитина прекрасно продемонстрировал, как Брусилов применил делегирование полномочий на нижние уровни ответственности людям, выполнявшим поставленные задачи. Опыт Никитина также подчеркнул важность точного определения первичных тактических целей. Такая точность ранее не отмечалась при большинстве наступательных операций русских войск.

Серьезность задач и внимание к деталям, проявленные подчиненными Брусилова, не были свойственны австрийским войскам по другую сторону фронта, и этот фактор сыграл свою очевидную роль в успехе Брусилова. Провал прежних наступлений русских и выстроенные австрийцами обширные укрепления не только вселили в командование Габсбургов уверенность, достаточную, чтобы перенаправить подразделения для поддержки наступления в Италии, но и чувство безопасности, достаточное, чтобы выстроить полупостоянные конструкции за линией фронта и расслабиться. Командиры были убеждены, что им в ближайшем времени не придется трогаться с места. Действительно, всего за два дня до начала наступления полковник Штольцман, начальник штаба генерала Линзингена (командующего силами, противостоящими 8-й Русской армии), полностью отвергал возможность успеха близившегося наступления русских, рассуждая об отсутствии преобладающего численного превосходства, «тупой» тактике, которую обычно применял противник, и «прочных позициях», занятых его собственными людьми. Даже «удача новичка» не смогла бы обеспечить русским и шанса на успех [Dowling 2008: 57]. В другом рапорте саркастически отмечалось, что русские резервисты были не более чем «маменькины сынки-слабаки, которые немедленно начинают плакать, если на них поднажать» [Dowling 2008: 51].

Начало наступления откладывалось несколько раз, пока Брусилов пытался скоординировать действия неуступчивых фронтовых командиров на севере, однако в конце концов он потерял терпение и настоял, чтобы Алексеев дал разрешение атаковать. Алексеев, как и все прочие, полагал, что Брусилов ошибочно отверг идею крупного сосредоточения войск, и поэтому сделал все возможное, чтобы лестью и мольбами упросить Брусилова изменить план. Потерпев неудачу, Алексеев в конце концов дал разрешение на атаку, но только после того, как Брусилов пообещать направить удар на Ковель, чтобы соединиться с войсками Эверта [Brusilov 1971 (1930): 238]. В час ночи 22 мая (4 июня) Брусилов отдал приказ о начале наступления, поставив первой задачей определить точное местонахождение войск противника, а второй – взять Ковель. «Пришло время побить бесчестного врага, – заявил он. – Все армии нашего фронта атакуют одновременно. Я верю, что наши железные армии одержат победу» (Цит. по: [Dowling 2008: 62]).

Подразделение Никитина немедленно вступило в бой.

Утро атаки, окопы полны солдат, лица серьезные, знаю, что все одели чистые рубахи. После короткой артиллерийской подготовки момент тишины, приказ, все крестятся и выскакивают из окопов. Сразу со стороны неприятеля начался ураганный огонь. Моя телефонная связь была прервана. Наши цепи под сильным обстрелом залегли перед проволочными заграждениями. Я остался в окопах, от частых взрывов земля насыпалась мне в карманы, за ворот, в уши.

Стрельба стала затихать. Одну траншею, в которой залегло 11-12 солдат, неприятель стал поливать из огнемета, но не мог достать. (На следующий день, после вторичной атаки, этих солдат выручили и отправили в тыл на отдых, нервы не выдержали.) К вечеру я вернулся на батарею. В окопах тоже были убитые.

После того как его люди прорвали проволочные ограждения и заняли первую линию окопов, австрийцы усилили пулеметный огонь, однако в этот раз, в отличие от Нарочи, русские удержали позиции (хотя кое-кого пришлось после этого отправить в тыл лечить нервное расстройство). К вечеру Никитин увидел, чего они добились и какой ценой. «Запомнился один солдат, лет 30-ти, засыпанный по грудь землей. Лицо спокойное, правая рука с обручальным кольцом лежит на груди. Кто-то плакать будет по тебе в далекой деревне»11.

Почти сразу же стало ясно, что атаки результативны. На южном участке фронта русские армии использовали отравляющий газ во время атаки на закаленные в боях силы 7-й армии австрийцев под командованием генерала Пфланцера-Балтина. Через день после яростных боев 7-я армия Щербачева осуществила то же на севере. 25 мая (7 июня) 2-й кавалерийский корпус на рейде захватил в плен семь тысяч человек в Ясловице, оттеснив австрийцев в тыл [Dowling 2008: 69-73]. Противоречивые приказы отправили австрийских солдат сразу в двух направлениях, и в результате те в смятении остановились. К середине месяца силы Габсбургов «были практически рассеяны». В одной операции 4(17) июня русские захватили предмостный плацдарм австрийцев и взяли полторы тысячи пленных, причем их потери составили всего одного раненого [Stone 1999 (1975): 253].

Основное наступление 8-й армии на Луцк оказалось столь же успешным. Через неделю после начала обстрела одна эта армия взяла в плен около 76