— Ну, Коля, что ты молчишь? Нравится тебе? — спросила Зоя,нависая над ним. — Потрогай, какая нежная замша, какое качество. Сразу видно,что это настоящий «Леонардо».

— У нас не бывает подделок, — подал голос голубой продавец,— у нас прямые поставки из Милана.

«Каким же я был идиотом, — думал Зацепа, покорно доставая избумажника кредитку, чтобы расплатиться за куртку, — сколько мест в Москве, гдея засветился со своей малышкой? Этот бутик, ещё несколько таких же дорогих, спрямыми поставками. Рестораны. Наконец, отвратительный ночной клуб. Поход вклуб был просто верхом глупости».

— Не волнуйся, там темно и шумно, — говорила Женя, — есливстретится кто-нибудь из знакомых, я скажу, что ты папа моейподружки-итальянки, с которой я жила вместе в Англии.

— Зачем тебе это нужно, детка? Я уже не в том возрасте,чтобы посещать такие места.

— Откуда ты знаешь, что это за место? Там правда очень«cool», тебе понравится. Там будет петь лучший певец русской эстрады, он самсочиняет музыку и стихи, у него потрясающий голос, он настоящий гений. Ну всамом деле, невозможно только трахаться и трахаться, надо иногда культурноразвлекаться, общаться с интересными людьми. Ты сам говорил, человек долженжить насыщенной духовной жизнью.

Ему очень не хотелось идти. Это было куда рискованней, чемрестораны и бутики. Но синьор Кастрони давно привык к капризам маленькойсиньорины и старался не возражать. К тому же ему было интересно, как живёт егодевочка за пределами декораций, в которых развиваются их отношения. Он ничегоне знал о её той, другой жизни, только представлял себе стандартныеидиллические картинки. Школа, уроки, дом, детская комната, ещё полная игрушек,здоровый девичий сон, в обнимку с каким-нибудь старым плюшевым медведем.

В ночном клубе было действительно темно, к тому же душно,накурено. Музыка гремела, у старого профессора сразу заныл затылок и сталислезиться глаза. Публику он не мог толком разглядеть из-за темноты и плотногослоя дыма. Ему вдруг показалось, что он уже умер и попал в ад. На маленькуюэстраду вышел певец и запел о том, как электрическим ножом отрезал голову своейподруге. Зал взревел. Женя вскочила и бросилась к эстраде, прорвалась сквозьнакуренную, пьяную толпу и повисла на шее певца. Кастрони заметил, чтоголосистый подонок обнял и расцеловал синьорину. Других — нет. Только её одну.

«Видимо, коллега», — жёстко усмехнулся про себя Зацепа.

«А не соперник ли?» — испугался Кастрони.

Зацепа все никак не мог разглядеть этого Вазелина. Лучипрожектора слишком быстро скользили по эстраде. Прыгали и визжали поклонницы.Женя вернулась за столик, когда зазвучала следующая песня.

— Жалко, ты не понимаешь слов! — крикнула синьоринапрофессору. — Вазелин гений! Последний русский поэт. Было бы отлично, если бы онём узнали в Италии. Слушай, может, у тебя есть знакомые, которые интересуютсясовременными русскими песнями?

— Я не понял, какой это жанр? — крикнул в ответ профессор,касаясь губами тёплого ушка синьорины.

— Конечно, тебе трудно без текста! Но можешь мне поверить,это гениально. Просто слушай музыку, голос и смотри на него.

Зацепа покорно кивнул. Наверное, он бы многое отдал сейчас,чтобы на некоторое время забыть русский язык и не понимать, о чём поёт кумирпродвинутой молодёжи.

Я любил её сверху и снизу,

Молчаливую девушку Лизу.

Я любил ледяную Авдотью,

Упивался податливой плотью.

Ароматную пышную Верку

Я любил исключительно сверху.

Песня была про вылазку некрофила на кладбище. ПрофессорКастрони подавился солёным орешком, закашлялся, и его чуть не стошнило. «Можетбыть, я понимаю все слишком буквально? Это просто ирония такая? Или, как ониговорят, стёб, прикол, экстрим, фишки-мульки?»

Что бы это ни было, пришлось выйти в туалет. Там, возлеумывальника, два хрупких юноши, один из которых оказался девушкой, сыпали белыйпорошок на карманное зеркальце.

«Кокаин!» — ахнул про себя Зацепа и нырнул в кабинку.

Когда он вернулся в зал, Жени за столиком не было. Он увиделеё на эстраде, опять в объятиях певца. Решительно встал, пошёл к ним, не зная,что сейчас скажет. Просто сидеть, смотреть и ждать он не мог.

— Ник! Иди к нам, я вас познакомлю, — крикнула Женя.

У певца оказалось влажное, вялое рукопожатие.

— Я дам ему твои диски, он возьмёт с собой в Рим, у негоесть знакомые продюсеры, — крикнула Женя певцу по-русски, потом лучезарноулыбнулась Кастрони и обратилась к нему по-английски: — Ник, скажи этомускромному поэту, что он гений! Ну, пожалуйста, для меня, скажи ему, что тывосхищён его песнями!

— Вы хорошо поёте, — произнёс Кастрони покорно и тупо, —хотя я совсем не понимаю слов.

— Большое спасибо. Я обязательно подарю вам пару своихдисков, — ответил певец на скверном английском.

Женя запрыгала и радостно захлопала в ладоши. Рядомболталась кукольная блондинка лет восемнадцати.

— Марина, моя мачеха, — представила её Женя и оскалилась.

Был ещё одышливый потный толстяк, продюсер, некрасиваяхмурая девушка по имени Наташа и ещё какие-то люди. Всем Женя выдала легенду отом, что профессор Кастрони — отец её итальянской подружки. Он впервые вМоскве, ему интересно, как развлекается молодёжь.

Когда наконец они очутились в машине, профессор спросилсиньорину, знают ли её родители, где она бывает ночами.

— Нет. Но о тебе они тоже не знают. — Она засмеялась.

В её смехе слышались истерические нотки. Она была странно,нехорошо возбуждена. У Зацепы перед глазами возникла юная кокаиновая парочка изклубного сортира.

— Женя, очень плохо, что ты ходишь в такие места. — Кастроничуть не сказал это по-русски и прикусил язык.

— Почему? — Она перестала смеяться и уставилась на него.

Машина стояла на светофоре. Глаза Жени казались чёрнымиоттого, что зрачки были расширены. Пальцы, теребившие застёжку сумочки, заметнотряслись.

— Там наркотики, там чёрт знает какая гадость.

— Не волнуйся. Я не колюсь и не нюхаю. Я даже не пью и курюсовсем мало. Я хорошая девочка. — Она опять стала смеяться.

Они ехали по пустой предрассветной Москве. Зацепа испугался,что от её надрывного смеха машина сейчас взорвётся. Давно наметилась точка вбудущем, когда всё кончится для них, когда они расстанутся. Чёрный карлик. Дырав космосе. Сейчас они неслись именно туда, к чёрной дыре, и Зацепа самприбавлял скорость.