Я потерла лоб. Воображение рисовало ужасные картины, которые мне совершенно не хотелось видеть.

– И она правда все это тебе рассказала?

– Рассказала? Что ты имеешь в виду? – Лиам не отрываясь смотрел на дорогу, но я видела, как побелели вцепившиеся в руль пальцы. – Нет. Она записала все это на клочках бумаги. Я не слышал от нее ни единого слова, с тех пор как…

– С момента побега? – закончила я. Выяснив, в чем дело, я наконец почувствовала облегчение. – То есть это ее собственный выбор. С ней ничего не делали.

– Нет, это напрямую связано с тем, что они сделали. Не было никакого выбора, – сказал Лиам. – Мне кажется, нет ничего страшнее, чем желать что-то сказать, но не знать, как выразить мысль словами. Пережить кошмар, но не уметь выплеснуть боль наружу, пока рана не загноится. Впрочем, ты права – она может говорить и, возможно, однажды заговорит. После всего, что случилось, через что я заставил ее пройти… Даже не знаю.

Это было ужасное чувство. Хуже только ощущение абсолютной беспомощности. Те, кто жил в лагерях, знали о нем не понаслышке. Потому что за все время в заключении не приняли самостоятельно ни одного решения. После того, что случилось с Сэм, я молчала почти год. Эту боль невозможно было выразить словами.

Радиосигнал вдруг оборвался. Мы перескочили на испанский канал, потом на волну классической музыки и в конце концов остановились на новостях. Гнусавый мужской голос монотонно зачитывал сообщения.

– …информировать вас, что, по сообщениям очевидцев, сегодня утром в Манхэттенском тоннеле прогремели четыре отдельных взрыва…

Лиам хотел переключить канал, но я не дала.

– …подтверждение из города пока не получено, но мы верим, что взрывы не имели ядерной или биологической природы. Все они произошли недалеко от Мидтауна, где, по слухам, президент Грей скрывается после недавнего покушения на его жизнь.

– Лига Западного побережья или вранье? – сонным голосом спросил Толстяк.

– Согласно нашим источникам, президент Грей и Кабинет министров считают, что к произошедшему приложила руку Федеральная коалиция.

– Федеральная коалиция? – повторила я.

– Западное побережье, – одновременно ответили мальчики. А потом Толстяк пояснил:

– Базируются в Лос-Анджелесе. В коалицию вошли те, кто пережил бомбежку в Вашингтоне и считает, что Грей не имел права переизбирать себя на повторный срок. Но дело не идет дальше разговоров, военная сила по-прежнему в руках у Грея.

– Но почему Грей в Нью-Йорке, а не в Вашингтоне? – удивилась я.

– Капитолий и Белый дом все еще восстанавливаются. Ты же знаешь, страна погрязла в долгах, – сказал Лиам. – Правительство теперь рассеяно между Вирджинией и Нью-Йорком. Якобы ради их безопасности. Чтобы удержать группы беглых пси-заключенных или членов Лиги от искушения покончить с правительством одним махом.

– Так, значит, Федеральная коалиция… против лагерей? И за реформы?

Толстяк еле заметно вздохнул.

– Ненавижу тебя расстраивать, Зеленая, но пора бы уже усвоить, что мы ни для кого не являемся приоритетом. Большинство думают лишь о том, что страна рассыпается, как карточный домик.

– И за кого нам тогда болеть? – не сдавалась я.

– За себя, – ответил Лиам и, помолчав, добавил: – Вот и все.

В штате Вирджиния, по крайней мере в западной его части, осталось лишь две сети ресторанов: «Крэкер Баррел» и «Вафл Хаус». Ни тот, ни другой не открывались раньше девяти утра.

– Слава богу! – воскликнул Лиам, припарковавшись недалеко от «Вафл Хауса». – Даже не знаю, как бы мы осилили выбор между этими двумя заведениями.

Лиам даже засомневался, донесет ли еду, купленную на двадцать баксов. Но стоило мне предложить свою помощь, тут же отказалась.

Едва Ли вышел наружу, как Зу помахала ему маленькой записной книжкой, привлекая внимание.

– Уже закончила?

Она кивнула.

– Почему бы тебе не попросить Толстяка проверить ответы? И не надо делать такое лицо. Он разбирается в математике лучше меня.

– Ты такой же тупица, как и я, – заметил Толстяк, не отрывая глаз от книги.

Зу открыла блокнот на чистой странице и быстро что-то накорябала. Увидев послание, Лиам ухмыльнулся.

– Хо-хо, длинное деление? Думаю, вы забегаете вперед, мадам. Сначала надо освоить умножение двоичных чисел.

Лиам выпрыгнул из минивэна. Меня захлестнуло раздражение. Все было бы проще, окажись мы постарше. Но в нашей компании один Лиам выглядел достаточно взрослым, чтобы справляться с вычислениями за пределами двадцати. В любом случае я не могла оторвать горящего взгляда от его спины. Видимо, Лиам что-то почувствовал. Обернувшись, он помахал мне рукой и исчез за углом.

– Прекрати его поощрять, – сказал Толстяк Зу. Оглянувшись, я незаметно засмотрелась на то, как он водит ручкой вдоль длинных рядов чисел. – Иногда Лиама нужно возвращать к реальности.

Зу сморщилась, словно поранила язык о кусочек лимонной конфетки, и ткнула Толстяка кулаком в плечо.

– Прости, – фальшиво произнес он. – Учить эту ерунду – пустая трата времени и сил. К тому же у тебя не будет возможности воспользоваться своими знаниями.

– Откуда тебе знать, – возмутилась я. Потом ободряюще улыбнулась Зу и добавила: – Когда жизнь войдет в нормальное русло, ты будешь на голову опережать любого из сверстников.

С каких это пор я начала верить в «нормальную» жизнь? Все, что произошло в моей жизни до сегодняшнего дня, лишь подтверждало слова Толстяка. Он был прав, даже если мне и не хотелось этого признавать.

– Знаешь, чем бы я занимался в нормальной жизни? – сказал Толстяк. – Выбрал бы подходящий колледж, прошел вступительные экзамены, ходил на футбольные матчи и студенческие балы, занимался химией…

Голос Толстяка сорвался, но я могла бы продолжить цепочку за него, разве нет? Не об этом ли я размышляла, погружаясь в темное озеро «если бы» и «как-оно-могло-бы-быть». Мама однажды сказала, что учеба – это роскошь, доступная далеко не каждому. Она ошибалась. Учеба не роскошь, не привилегия – это наше право. Право на будущее.

Зу почувствовала перемену в общем настроении. Ее взгляд растерянно заметался с меня на Толстяка и обратно. Нужно было сменить тему.

– Пфф! – Я скрестила руки на груди и откинулась на спинку кресла. – Ты и футбольные матчи, да ну?

– Эй, это же ужас! – Толстяк протянул блокнот Зу. – Поработай над своими девятками. – Потом повернулся и смерил меня неодобрительным взглядом. – Не могу поверить, что ты, как все, ведешься на эти розовые конфетные мечты.

– Что ты имеешь в виду?

– Сколько ты пробыла в Термонде… пять лет?

– Шесть, – поправила я. – И ты упустил главное. Я не верю в слова Ли, я просто надеюсь, что он окажется прав. Надеюсь всем сердцем. А иначе – какая альтернатива? Мы будем прятаться, пока не вымрет старое поколение? Или упорхнем в Канаду?