– Стоп, начальник, перекур, – Гриневский шумновыдохнул, тяжело опустился на землю, запустил ладонь под рубаху и принялсяэнергично растирать шею и грудь.

– Часто стопорить начал, – Карташ опустился рядом,снял рюкзак, расстегнул клапан, в котором лежала фляга. – Таксерскаяболезнь одолела? Забываешь, что ноги у тебя не только чтоб педали давить?

– Какие ноги, едрить-переедрить! Воздуху нет, а ты проноги. Кстати, это мы еще поглядим, кто из нас какой ходок. Вон в тебе тожекилограммов десять верных лишнего весу.

– Было десять, – признал старлей. – В началеудивительных странствий. Теперь не больше пяти. А так пойдет дальше – и щекиввалятся. На, держи фляжку, глотни.

Карташ переносил высокогорье лучше. Он, ясное дело, тожеощущал недостаток кислорода, но пока не задыхался. Особенности разныхорганизмов, не более того, и отнюдь не повод гордиться своим богатырскимздоровьем. Скажем, его, Карташа, всегда укачивало на горных «серпантинах», аможет, тому же Таксисту езда по петляющей по горам горной дороге будет долампочки, а то и в кайф.

– Когда же будет этот блинский перевал? – спросилГриневский, отмахнувшись от протянутой Алексеем сигареты.

– Если верить собственным глазам, то скоро. Есливспомнить, какие петли выписывала порой тропа, то уж и не знаю. Но до ночи,думаю, доберемся. До ночи, я надеюсь, мы будем уже по ту сторону. Желательно,конечно, спуститься как можно ниже.

– Пошли, что ли?

– Пошли.

Ночь застала их черт знает где, но уже за перевалом. Поплану Неджметдина, они должны были заночевать в каком-то жилище отшельника,выбитом в камне. Но такового им не попадалось. Вроде бы, по прикидкам, они недошли до него приблизительно километра два. А может, и вообще умотали не в тусторону. Шайтан тут разберет, где они, где жилище, где этот храм судьбы. Что тутпоймешь без нормальной карты! То, что нарисовал якобы грамотный сынНеджметдина, могло сойти за карту разве что у народов, не знакомых стопографией, а то и с письменностью вообще. Какие-то наскальные рисунки,скопированные на бумагу. Ну что это, скажите на милость, за обозначение –обведенное в кружок рогатое чучело! Как это прикажете привязывать к местности?!Хорошо хоть, со слов этого, прости господи, художника Алексей подписал:«Отдельно стоящая скала, видом напоминающая голову оленя». Но и то было слабымподспорьем в одолении незнакомых местностей. И потом, там где восточномучеловеку видится рогач, западный усмотрит инопланетянина или фаллос…

Вдобавок хан Неджметдин явно переоценил их скороходческиекачества. Друг Неджметдин, строя расчеты, держал в уме не иначе кого-нибудьвроде маленького Мука, сигающего через горы и долины в волшебных сафьяновыхтуфлях. Они же с Гриневским так не могут, они обуты в тяжелые армейскиеботинки, от которых волшебства фиг дождешься.

Короче говоря, пришлось заночевать, где застала рухнувшая снеба ночь. Не идти же на ощупь, чтоб свалиться друг за другом в пропасть, какслепцы на известной картине.

Насчет того, можно или нельзя разводить костер, инструкцийне поступало. Здравый смысл подсказывал, что лучше бы этого не делать, мало ликого принесет на огонек, но не разводить было смертоубийственно – вместе сночью пришел холод гораздо сволочнее равнинного, холод, от которого и подбушлатами не спрячешься.

Поскольку они понимали, к чему дело идет, хворостунасобирали по дороге. Да и под стоянку присмотрели местечко, где торчалоневысокое и корявое засохшее деревце. В общем, на ночь сушняка должно хватить.

На костре разогрели банки тушенки. Вскипятили в алюминиевойкружке чай. Кипятили и пили из единственной кружки по очереди, потому какнапитки они употребляли разные: Карташ – нормальный крепкий чай с сахарком,Гриневский – чифирек…

А вокруг вздымались черные громады гор, накрытых холодным ипрозрачным, как хрусталь, небосводом, с которого таращились среброглазыезвезды. Горный мир спал, но тишина здесь господствовала совсем другая, не та,что в мертвом городе Уч-Захмет до появления наркокурьеров. Там стояла затхлаямогильная тишь, если ее нарушит какой-либо звук, то он прозвучит столь же зловеще,как скрипы и шорохи на ночном кладбище. Здесь же тишина была живая, осязаемая,густая и, черт побери, величественная. Вот внизу взвоет или разразится ревомкакая-нибудь зверюга, хлопая тяжелыми крыльями, пролетит слившаяся с мракомптица, обрушатся камни – и камнепад еще долго-долго громыхает, дробясь намелкие звуки. Романтика, блин…

Карташ сказал негромко:

– Ты видел такой фильм про двух англичан-авантюристов,которые полезли за золотом в горы Афганистана? То есть вот сюда же, – онвытянулся возле костра, положив голову на рюкзак, закурил. – В начале векадело происходит. Пронюхали они каким-то образом, что там имеется маленькая, ноочень недоступная страна, где пока ни один белый человек не бывал, зато полножелтого металла. Шон Коннери там играл, и еще один, английский актерик, непомню, как кличут. Названия тоже не помню. А заканчивается кино плохо, прямоскажем, не по-голливудски, без всякого хеппи-энда. Но очень жизненно: ШонКоннери ласты склеивает, а его дружок еле оттуда ноги уносит, возвращается ни счем. Не смотрел? Ну, неважно. Так вот, те горячие английские парни пробиралисьтак же, как мы, горными тропами. Правда, им приходилось еще хуже, они там отбезнадеги даже собрались ручонки на себя наложить, так все было плохо. Ну,утешил я тебя хоть немного? Ведь обычно, когда кому-то сложнее, чем тебе, этоутешает. Ну да ладно. Вспомнил я этих англичашек вообще-то по другому поводу.Вспомнил я, что когда глядел тот фильм, то чуть ли не жалел, что нет уже наземле подобных уголков...

– Уже тогда мечтал о карьере авантюриста? –хмыкнул Гриневский.

– Возможно, мин херц, возможно. Но я о том, как же явсе-таки ошибался насчет заброшенных уголков. В Сибири, блин, обнаружил, чтовсе не так уж плохо по этой части. В той же тайге еще полным-полно мест, где неступала нога человека. Или ступала, но наследить, слава богу, не смогла… а то ине успела. Азия, она умеет оберегать свои секреты. А вокруг нас тоже, междупрочим, Азия. Вдобавок дикая, не облагороженная западной цивилизацией. Так чтозаброшенные города, а уж тем более какие-то руины, хранящие захоронки ушедшихвеков, на Шоне Коннери не закончились…

– Думаешь, там, куда мы пехаем, есть рыжевье? –лениво поинтересовался Гриневский, не спеша прихлебывая чифирек.

Карташ поморщился.

– Не-а, не думаю. Увы, не стоит переоцениватьрелигиозное величие аборигенов. Слишком хреново им здесь жилось, слишкомдолго... – какое там долго! – сто с лихвой лет непрерывно воюют! Неодин хан, так другой выскреб бы все золото и махнул на оружие и жрачку… А вотто, что, по их мнению, продать нельзя, но за что археологи и музеи отсыплютнемалые денежки в твердой валюте, вполне могло сохраниться до нынешних дней и внаилучшем виде. Например, какая-нибудь каменная баба эпохи иранских Ахеменидов.Или обломок забора, на котором лично Магомет матерное слово вырезал. В тутошнихместах, знаешь ли, история бурлила. И кого тут только не было, кто тут тольконе паханствовал. И Саша Македонский, и Парфянское царство, и арабы всех видов,и вездесущие татаро-монголы, и Тимур небезызвестный, и турки-сельджуки, и… и додури кого еще. Так что есть дополнительный стимул для нашего путешествия. Это як тому, что вдруг других стимулов не хватает…