– Мама… – опять позвала Майя сквозь сон.

Я тихо вздохнула, коснулась её волос. Наверное, нужно было поговорить с Яковом. Только как? Что я могла сказать ему? Посмотрела в умиротворённое детское личико и, оставив только крохотное, горящее розоватым светом сердечко у выключателя, я вышла из детской и только теперь почувствовала, насколько устала сама. Потёрла ладонями лицо и привалилась плечом к стене. Но простояла так недолго – в коридоре раздался шум.

Первым, что я почувствовала, был безотчётный страх. Рассеялся он, только когда я увидела Якова.

– Не думала, что ты придёшь сегодня, – сказала, подходя.

– Я тоже не думал, – ответил и, вместо ещё каких-то слов, обнял меня.

Я обхватила его в ответ. Прижалась всем телом, уткнулась и поняла, что глаза снова жжёт подкатившими слезами.

Говорить ничего не хотелось. Всё, что мне было нужно – стоять вот так рядом с ним и знать, что мы в безопасности. Мы трое: он, я и его принцесса, которая уже заняла в моём сердце столько места, сколько было не под силу никому, кроме неё и её отца.

Я обхватила Якова сильнее, дышала им, понимая, что этот день наконец-то закончился. Знала, что должна разжать руки и не могла. И он тоже не мог, но всё-таки сделал это.

– Один раз я уже сказал тебе: если замечу кого-то возле тебя, уничтожу обоих, – только спустя секунду до меня дошло, о чём он. После всего, что случилось, он… Боже! Но судя по взгляду Якова, именно это было для него сейчас самым важным. – Это были не пустые слова, Мирослава.

– Стас – прошлое, – на удивление, я тоже не смогла заставить себя превратить это в нечто незначимое.

Яков придерживал меня за локоть, я смотрела на него сквозь темноту, шарила по его покрытому щетиной лицу, искала ответ в глазах. Всё изменилось. И его слова были тому подтверждением, его взгляд был тому подтверждением. Изменилось давно, но этим вечером, этой ночью, здесь и сейчас – бесповоротно.

– Я не отпущу тебя, – он провёл по моей руке до плеча и опять прижал. – Не отпущу, Мирослава. Ни когда разберусь с Ларисой, ни когда-либо ещё.

– Получается, ты соврал? – шёпотом ему в шею.

Мягко дотронулась губами и почувствовала, как дёрнулся его кадык, как сам он напрягся.

– Соврал, – сипло.

Он гладил меня по спине с нажимом, властно, так, что я чувствовала, как он нуждается во мне. Именно в том, чтобы я была рядом с ним в эту минуту, и от этого мне ещё сильнее захотелось разреветься.

Я сжала свитер на его груди, скомкала в кулаках и подняла голову. Заглянула ему в лицо.

– Значит, теперь всё по-настоящему? – очень тихо.

– Всё давно по-настоящему, – он сжал мою правую руку. Провёл по кольцу и, не отрывая взгляда, сдавил ещё крепче. – Но учти, Мирослава…

– Если ты снова насчёт Стаса, – высвободила кисть и приложила пальцы к его губам. – Не нужно. Правда не нужно, Яков. Эти цветы ничего не значат. И Стас… он тоже ничего не значит.

Яков поймал мою ладонь и прижал к колючей щеке. Шумно выдохнул и закрыл глаза.

– Чертовски поганый день, – обхватил за талию, вжимая в себя. Поцеловал в лоб и снова вдохнул. – Как Пчёлка?

– Недавно уснула. Мы сбили сахар, сейчас всё в порядке.

– Найду того, кто это устроил…

– Ты не нашёл?

Я почувствовала отрицательный кивок и поняла, что не нужно расспрашивать. Сегодня не нужно. Ни о том, что с его людьми, ни о том, что теперь он собирается делать. Шёл третий час ночи, а он пришёл ко мне и сейчас стоял, обняв. Это было больше, чем любые слова, может быть, даже больше, чем простое «ты мне нужна», потому что слова – только слова, которые тают в воздухе, порой оставляя после себя невидимые раны. А его руки были реальными, и сам он был реальным.

Я снова схватила его за свитер, потянула, встала на носочки. Прижалась губами к губам и обвила шею. Поцеловала сама, провела языком по его губам.

– Подожди, – прохрипел, держа меня.

– Чего? – не понимая, желая чувствовать. Снова губами по губам, по линии роста его волос пальцами.

– Подожди, Мира, – он подхватил поцелуй, но не углубил. На секунду прижался лбом к моему лбу и всё-таки отпустил. – Посмотрю на Пчёлку и приду к тебе, – взглядом указал на спальню. – Разденься и жди меня.

Глава 40

Мирослава

Совершенно обессиленная, я прижалась к Якову. Провела ладонью по покрытой колечками волос груди и остановилась на животе.

– Мир, – он водил пальцами по позвонкам в районе моей поясницы, то спускаясь немного ниже, то возвращаясь вверх.

Я не смогла даже поднять веки. Только кивнула с вопросом.

– Я наконец чувствую, что выбрался из всего этого живым.

– А до этого не чувствовал? – всё-таки заставила себя открыть глаза и посмотреть на него, хотя голову оторвать от подушки так и не сумела.

– До этого не чувствовал, – ладонь его переместилась на мою шею, потом на затылок.

В спальне было прохладно, и я поёжилась. А может быть, совсем не холод был тому причиной, а воспоминания о прошедшем дне.

Подушечками пальцев погладила мужа по рельефному прессу, коснулась цепочки на его шее и убрала руку. Никогда не верила в то, что секс может дать так просто и откровенно почувствовать вкус жизни. А секс ли? Смотрела на Якова и понимала – никакой это не секс был у нас только что. Потому что после секса не может быть так хорошо и так щемяще нежно внутри, не может сдавливать горло непонятными слезами, причины которым просто нет.

Яков дотронулся до моего лица и, касаясь легко, очертил овал. Разгладил брови и провёл по линии носа, как будто не видел меня. Как слепой, он дотронулся до губ, до скул, и я, больше не сдерживаясь, кошкой потёрлась о его руку.

– Что с твоими людьми? – всё-таки задала не дающий покоя вопрос.