Усилиям кальвинистских священников на Формозе препятствовал тройственный характер их обязанностей на острове. В дополнение к своей миссионерской деятельности им приходилось удовлетворять духовные потребности голландских жителей и гарнизона, а также (до 1661 г.) выполнять роль переводчиков, сборщиков налогов и лицензиатов по торговле замшей, которая являлась одной из основных статей экономики острова. Помимо такой смеси духовного и мирского, целостности их деятельности мешал тот факт, что никто из священников не задерживался на острове больше чем на 11 лет, а некоторые пребывали там всего 2–3 года. Если одни губернаторы оказывали поддержку миссионерской работе, то другие — не только Николас Вербург — были настроены к ней откровенно критично. Учитывая все вышесказанное, можно только поставить в заслугу священникам и учителям, что они добились того, что было в их силах. Священник, утверждавший, будто он один привел более 5 тысяч взрослых жителей Формозы в лоно реформатской церкви, явно был не кем иным, как оптимистом; однако свидетельство иезуита де Маиллы, сделанное в 1715 г., показывает, что не все из принявших христианство местных жителей являлись «рисовыми христианами», как утверждали Вербург и другие враждебно настроенные критики, то есть объявили себя христианином ради материальных благ, а не по религиозным соображениям.

Когда в 1605 г. голландцы заняли место португальцев на Амбоине (Амбоне), они обнаружили, что миссионеры — иезуиты обратили здесь и на соседних островах более 16 тысяч местных жителей, хотя большинство аборигенов по-прежнему оставались или мусульманами, или анимистами.

Изгнав католических миссионеров, голландцы могли гарантировать, что те не вернутся обратно ни в открытую, ни тайно — чего им никогда не удавалось добиться на Цейлоне, в Малакке или Батавии. Лишившись духовного руководства, католики постепенно обращались в кальвинизм или переходили в ислам, хотя прошло много десятилетий, прежде чем они утвердились в своей новой вере. Преподобный Валентейн, служивший на этой группе островов между 1686 и 1712 гг., свидетельствовал, что к концу XVII столетия удалось добиться крайне незначительного прогресса «и жители Амбоины (Амбона) не имеют никакого представления об основах нашей религии». Он возлагал вину за подобное положение дел на власти в Батавии, которые требовали, чтобы обучение велось на верхнем, а не нижнем малайском диалекте, а также на частые переводы священников с места на место, что не давало им времени на приобретение глубоких знаний как по части языка, так и людей. Ставоринус, посетивший Амбон три четверти века спустя, дал еще более низкую оценку. Он обвинил местных священников в «повсеместной халатности и отсутствии рвения», добавив, что «неутешительные результаты» перемены религии среди жителей Амбона в целом оказались таковы, что «из слепых идолопоклонников они превратились в никчемных католиков, а затем в еще худших протестантов». Такая критика была явно несправедливой или, в любом случае, сильно преувеличенной, ведь именно в период правления компании жители Амбона прочно утвердились в кальвинизме, и процесс этот в XIX веке только усилился, что расширило пропасть между ними и их соплеменниками — мусульманами на других островах. Такая все больше и больше крепнувшая приверженность религии своих белых правителей постепенно порождала взаимопонимание между христианами Амбона и голландцами, что продолжилось и до наших дней, свидетельством чему стали тысячи жителей Амбона, которые нашли убежище в Нидерландах после обретения Индонезией независимости.

Положение кальвинистской церкви на Цейлоне (Шри-Ланке) некоторое время казалось более многообещающим, чем на Формозе (Тайване) и Амбоине (Амбоне), однако результат оказался весьма плачевным. Когда в 1658 г. голландцы окончательно изгнали португальцев с острова, они обнаружили там четверть миллиона аборигенов-католиков, большинство из которых проживало в королевстве Джафна — государстве, существовавшем на севере острова в 1215–1619 гг. В то время как часть их являлась «рисовыми христианами», которые без особых проблем приняли кальвинизм или обратились в буддизм и индуизм, неожиданно большое количество осталось верным своей религии — даже несмотря на депортацию всех португальских священников и юридические препоны, выставлявшиеся на пути публичного отправления их религиозных обрядов. Это ядро верующих начиная с 1687 г. и далее со временем выросло и усилилось благодаря самоотверженной деятельности отца Иосифа Вазы и его преемников из ораторианцев Гоа. За причинами присутствия католицизма на острове, вопреки всем гражданским и правовым притеснениям, которым подвергались его последователи — хотя они в течение XVIII в. проявлялись все реже и реже, — не нужно далеко ходить. Внешняя обрядность римской церкви оказалась поразительно схожей с ритуалами индуизма и буддизма, которые она стремилась заменить, — использование скульптур и икон, молитвы по четкам, культ святых и т. д. Поклонение, оказываемое индуистским брахманам (и буддийским бхикку[56]), вполне соответствовало почитанию римскими католиками сакраментальных и священнических атрибутов собственного духовенства. Что резко контрастировало с невыразительным статусом кальвинистских священников и «навещающих больных». Священно-магические элементы этих трех популярных религий давали их верующим ощущение духовной защищенности, которую был не способен — да и не имел намерения — дать им кальвинизм.

Голландская деятельность по обращению в свою веру была практически полностью направлена против католического сообщества, поскольку реформатские священники не обладали ни значительным количеством, ни достаточными знаниями об эффективной работе среди индуистов, буддистов или мусульман. Насколько я могу быть уверен, на Цейлоне (Шри-Ланке) никогда и ни в какие времена не проживало даже дюжины священников и очень немногие из них обладали способностью или склонностью к вдумчивому изучению местных диалектов и религий. Встречались среди них и исключения, как, например, преподобный Филипп Балдеус, выучивший тамильский, и преподобный Иоганн (Ян) Руэль, изучивший сингальский, однако их личная деятельность не могла хоть как-то повлиять на две глубоко укоренившиеся и состоявшиеся религии, индуизм и буддизм. Более того, чиновники компании, хотя часто и кровно заинтересованные в обращении католиков, которых считали потенциальной пятой колонной, как правило, очень неохотно вмешивались в буддийские и индуистские религиозные обряды и общественные церемонии, если только те не предполагали широкомасштабных процессий или других проявлений «идолопоклонничества» вблизи христианских церквей.

Поскольку подходящих священников, знавших тамильский или сингальский, было крайне трудно найти, а также удержать их на острове на протяжении какого-то времени, были основаны две семинарии по обучению местного духовенства. Первая из них, функционировавшая в Наллуре близ порта Джафнапатам с 1690 по 1723 г., предназначалась для направления священников в регион, где говорили на тамильском, тогда как вторая, действовавшая непосредственно в Коломбо ровно 100 лет (с 1696 по 1796 г.), предназначалась для районов острова, говорящих на сингальском. Очевидно, эти семинарии имели целью не только выпуск будущих священников, но и обучение школьных учителей, наставников в вере, переводчиков и клерков для службы в правительстве. В программу включался голландский и греческий языки, латынь и даже иврит, и барон Густав ван Имгоф, который являлся самым горячим сторонником семинарии в Коломбо за время своего губернаторства на Цейлоне (в 1736–1740 гг.) и который позднее основал менее долговечную семинарию в Батавии (1745–1755), приходил в восхищение от того, как свободно «эти маленькие смуглые ребятишки болтают на латыни и переводят с греческого». И хотя часть выпускников семинарий в итоге была рукоположена в сан, а некоторые впоследствии отправились в Нидерланды, где получили ученые степени по теологии, их оказалось не так много, как оптимистично предполагали основатели семинарий. Например, семинария в Батавии за 10 лет своего существования выпустила всего одного такого священника. Две цейлонские семинарии оказались более продуктивными, но по большей части в выпуске наставников, школьных учителей и правительственных клерков. Нескольких священников, в обучении которых они преуспели, едва хватало для службы в имеющихся голландских и бюргерских общинах, и семинарии не могли поставлять людей для миссионерской работы среди необращенных. Сингалы и тамилы, которые приняли кальвинизм, пошли на это в первую очередь потому, что в период правления компании только приверженцы реформированной христианской религии имели право занимать официальные посты. Во время английского завоевания острова несколько тысяч сингальских и тамильских номинальных кальвинистов отреклись от своей веры столь быстро и бесповоротно, как только прекратилась поддержка религии государством, что стало свидетельством того, что кальвинизм не оказал никакого реального или долгосрочного влияния на те религии, с которыми он безуспешно соперничал. Сегодня протестантские общины на острове являются следствием работы американских и европейских миссионеров в XIX в., и только самая незначительная часть верующих берет свое начало от «истинной реформированной христианской религии», которая господствовала в цейлонских владениях Нидерландов на протяжении целых полутора столетий.