Среди жалких обломков показался серебристый фюзеляж его автомобиля. Полуприкрытые травой, ржавые кузова почти скрывались из виду. Мейтланд добрался до задней двери «Ягуара». Изнеможденный от усилий, он уже собрался залезть на заднее сиденье, когда вспомнил про картонку с бутылками.

Он пробрался к багажнику и открыл его, вытащил оттуда одну бутылку белого бургундского и закопошился с оберткой. Из набора с инструментами он вытащил разводной ключ. Со второго удара горлышко отвалилось. В холодном воздухе на ноги выплеснулась прозрачная жидкость.

Примостившись на заднем сиденье «Ягуара», Мейтланд сделал первый глоток теплого бургундского и зажмурился, когда в пораненном рту защипало от алкоголя. Через несколько секунд вино согрело грудь, и почувствовалось, как кровь пульсирует в покалеченном бедре. Вытянув ногу на сиденье, Мейтланд равномерно прикладывался к бутылке. Постепенно боль в бедре начала отступать. Скоро он слишком опьянеет, чтобы сосредоточиться на часах, и потеряет всякое чувство времени. Колыхаемая ветерком трава прижалась к окну, заслонив откосы автострады. Мейтланд лежал с бутылкой в руках, положив голову на оконную стойку. Одна за другой болевые точки, созвездиями покрывавшие грудь и ноги, начали пропадать, и атлас ран, в который превратилось его тело, исчез, как погасшее небо.

Преодолев жалость к себе, он снова подумал о Кэтрин и сыне. Вспомнил свое холодное опьянение, когда шатался по автостраде, выкрикивая машинам имя жены. Как бы то ни было, нужно сказать ей спасибо за то, что его забросило сюда. Большинство самых счастливых моментов своей жизни он провел в одиночестве – когда в студенческие каникулы ездил по Италии и Греции, когда после получения диплома три месяца колесил по Соединенным Штатам. Уже несколько лет он создавал миф о своем детстве. Выдуманный образ маленького мальчика, непрерывно играющего сам по себе в длинном пригородном саду, окруженном высоким забором, странным образом как будто приносил утешение. В ящике стола на работе хранилась вставленная в рамку фотография семилетнего мальчика, но на ней был изображен не сын, а он сам, и в этом крылось не одно лишь тщеславие. Возможно, даже его женитьба на Кэтрин, неудачная по чьим-либо понятиям, оказалась удачей именно потому, что воссоздала для него этот воображаемый пустой сад.

Посасывая вино из разбитой бутылки, он уснул за три часа до рассвета.

Он проснулся, когда уже вовсю стоял день. Об окно рядом с головой терлась трава, стебли плясали назойливый менуэт, словно уже давно старались его разбудить. На его тело падала полоса теплого солнечного света. Несколько секунд оставаясь не в силах пошевелиться, Мейтланд наконец вытер заляпанный маслом циферблат часов. Было без четверти девять. Он лежал, одеревенело растянувшись на заднем сиденье автомобиля. Откоса автострады не было видно, но постоянный грохот, угрожающий, но и некоторым образом успокаивающий, как звукозапись знакомого кошмара, напомнил ему, где он находится.

Уже начинались утренние часы пик, и тысячи автомобилей вливались обратно в центр Лондона. Гудки перекрывали гортанный рев дизелей и непрерывный гул машин, проходящих по туннелю виадука.

Под правой рукой лежала бутылка из-под вина, ее отбитый край впился в локоть. Мейтланд сел, вспомнив вызванную вином анестезию. Он также вспомнил, словно ослабшая память скрывалась на задворках сознания, краткий припадок жалости к себе.

Мейтланд взглянул на себя и еле узнал задрипанную фигуру, сидящую на заднем сиденье. Его пиджак и брюки были заляпаны кровью и маслом. Рубец на правой руке, где ее задела проходящая машина, покрывала машинная смазка. Правое бедро распухло от обширного ушиба и как будто бы накрепко застряло в тазобедренном суставе. Мейтланд перегнулся на переднее сиденье. Кровоподтеки и ссадины покрывали его тело, как клапаны оргáна, сдерживающие избыточное давление.

– Мейтланд, кто в это поверит?.. – Слова, произнесенные вслух как сигнал самоидентификации, только напомнили о повреждениях во рту. Помассировав разбитые десны, Мейтланд с усталым юмором улыбнулся себе и в зеркальце заднего вида посмотрел на свою физиономию. Всю правую часть лица по диагонали пересекал сине-красный синяк, как какой-то гротескный закрученный вверх ус.

Пора бы выбраться отсюда… Он оглянулся на откос автострады. По идущей на восток полосе двигались крыши двухэтажных автобусов и грузовиков с высокими кабинами. Полосы, идущие на запад, оставались почти пусты. По направлению к пригороду мчались пикап развозчика и два пассажирских автобуса. Если взобраться на откос, то вскоре он смог бы остановить машину.

– Добраться до телефонной будки – в Хаммерсмитскую больницу – позвонить Кэтрин и на работу… – Перечисляя этот список, Мейтланд открыл дверь и осторожно вынес себя на солнечный свет. Правую ногу он взял двумя руками и, как кусок мяса, опустил на землю, после чего неуверенно прислонился к двери в изнеможении от столь малых усилий. Глубокие шпоры боли проникали из ляжки в пах и ягодицы. Стоя неподвижно, он мог лишь балансировать на здоровой ноге. Мейтланд уцепился за желобок вдоль крыши и посмотрел на ехавшие по автостраде машины. Водители опустили солнцезащитные козырьки, прикрывая глаза от утреннего солнца. Никто из них не заметит изможденную фигуру среди брошенных машин.

Холодный воздух бил Мейтланду в грудь. Даже в бледном солнечном свете чувствовались холод и усталость. Только его мощное телосложение помогло ему перенести аварию и раны, полученные на автостраде. Краденая спортивная машина с незажженными фарами и водителем без прав – десять против одного, молодой человек за рулем не сообщит, что сбил Мейтланда.

Он поднял свою покалеченную ногу и поставил на траву перед собой. Подумалось о вине в багажнике «Ягуара», но Мейтланд понимал, что бургундское сразу же ударит в голову. Забудь про вино, сказал он себе. Упадешь в эту высокую траву, и никто никогда тебя не найдет. Будешь лежать здесь, пока не сдохнешь.

Выбросив в стороны руки, он сумел скакнуть вперед на здоровой ноге и схватился за высокую траву, чтобы не упасть.

– Мейтланд, у тебя уйдет на это целый день…

Он сделал второй шаг и, хватая ртом воздух, увидел, как по автостраде едет автобус в аэропорт. Никто из пассажиров не взглянул вниз, на островок. Собравшись с силами, Мейтланд сделал еще три шага и почти добрался до лежащего на боку автомобиля. Протянув руку к ржавому шасси, он зацепился здоровой ногой за старую покрышку, левое колено подогнулось, и он упал в высокую траву.

Мейтланд лежал не шевелясь в этом сыром приюте. Когда к нему вернулось дыхание, он собрал с травы влагу в свой разбитый рот. До откоса еще оставалось футов 20 – и даже если он доберется туда, то все равно не сможет взобраться по рыхлому крутому склону наверх.

Мейтланд сел, опершись руками на траву. Над головой у него возвышался ржавый мост старого автомобиля. Шины и двигатель были сняты, и из глушителя свободно свисала выхлопная труба. Мейтланд ухватился за нее и стал трясти. Ему удалось вырвать ее из крепления и вытянуть шестифутовый кусок из ржавого утолщения позади заднего моста. Сильными руками он согнул один конец в грубую рукоятку.