С мучениями он тащился по неровной земле к проволочной ограде. В траве вырисовывались очертания фундамента – остатки одноквартирного дома эпохи правления Эдуарда. Мейтланд миновал вход в бомбоубежище времен Второй мировой войны. Вход был наполовину засыпан землей и гравием, привезенными, чтобы насыпать откосы.

Добравшись до ограды в глубине тени от виадука, Мейтланд совсем выбился из сил. Он прислонил свой костыль к проволочной сетке и, усевшись на черную землю, достал из карманов гаечный ключ, монтировку и пассатижи. Тяжелые железные инструменты оттягивали плечи и колотили по ушибленной груди и животу.

Под виадуком трава не росла. Сырая земля потемнела от отработанного масла, сочащегося со столбов за оградой. Стоярдовая проволочная сетка удерживала кучи хлама. Груды автомобильных покрышек, сломанной офисной мебели и мешков с затвердевшим цементом, строительные формы, мотки ржавой проволоки и выброшенных частей двигателя громоздились так высоко, что Мейтланд засомневался, сможет ли пробраться сквозь эти джунгли, даже если преодолеет изгородь.

По-прежнему сидя, он повернул голову к сетке. Высоко над ним, почти касаясь ясного апрельского неба, маячил бетонный пролет виадука, и его широкое полотно слабо гудело под проходящими машинами. Взяв пассатижи обеими руками, Мейтланд набросился на металлические ячейки, проверяя на прочность стальные связи. В сумеречном свете он заметил, что пассатижи оставили на стали лишь слабую отметину. Мейтланд поежился на холодном ветерке. Передвигая гаечный ключ и монтировку по земле, он переполз к стальному столбу в 10 футах поодаль. Здесь соседняя секция сетки была прикреплена к столбу сплошной стальной закраиной, привинченной к задней пластине законтренными гайками.

Приладив разводной ключ, Мейтланд налег за одну из гаек, но уже слишком ослаб, чтобы надежно захватить головку, не говоря уж о том, чтобы повернуть ее. Он взглянул на высокую ограду – лет 10, да, возможно, и 10 дней назад у него хватило бы сил перелезть через нее с голыми руками.

Он швырнул гаечный ключ на землю и стал скрести сырую землю монтировкой, но темная земля, хотя и пропитанная маслом, оказалась непроницаемой, как намокшая кожа. Чтобы сделать подкоп, потребуется вынуть по крайней мере кубометр каменистого грунта, а потом еще придется проложить путь через 10-футовую груду автопокрышек, каждая из которых весит с сотню фунтов.

Воздух резал его отбитые легкие. Поежившись в отсыревшей одежде, Мейтланд засунул инструменты в карман. Когда он вышел на солнце, густая трава заколыхалась вокруг ног, словно стараясь передать ему часть своего тепла. Мейтланд неуверенно посмотрел на отдаленные откосы развязки. Он уже почти 24 часа ничего не ел, и от первых жестоких мук голода, до сих пор притупленных потрясением от аварии, закружилась голова. С усилием он сфокусировал глаза на крыше «Ягуара». Машина еле виднелась над травой, и казалось, за время его бесплодного путешествия к проволочной ограде трава выросла на несколько дюймов.

Собравшись с духом, Мейтланд двинулся через остров к южной оконечности. Через каждые 10 шагов он останавливался и костылем пробивал дорогу через густые заросли. Добравшись до невысокой стены, он взобрался по ступенькам, которые поднимались от остатков садовой дорожки. Только эти руины и остались от викторианского дома, снесенного несколько лет назад.

Поверхность острова была заметно неровной. Покрывавшая все своей мантией трава вздымалась и опускалась, как волны бурного моря. Вдоль центральной оси острова шла широкая низина, отмечая линию бывшей главной местной улицы. Заросшие травой фундаменты смутно очерчивали переулки по обе стороны от нее.

Мейтланд пересек центральную низину и поднялся на пригорок с южной стороны, направляясь к проходу между двумя кустиками бузины, боровшимися со вторгшейся крапивой. Костыль звякнул под ногами по чему-то железному, по какой-то железной табличке на упавшем надгробии. Мейтланд стоял на заброшенном церковном дворе. С одной стороны виднелась груда надгробных камней. Ряды неглубоких выемок отмечали могилы, и Мейтланд решил, что кости перенесли в склеп.

Впереди вздымался высокий откос примыкающей дороги. Движения машин в тридцати футах над головой не было видно за ограничительным барьером, но гул моторов смешивался с отдаленными звуками утреннего города.

Мейтланд потащился вдоль откоса. Земля здесь была усеяна пустыми сигаретными коробками, окурками сигар, конфетными обертками, использованными презервативами и спичечными коробками. В 50 ярдах впереди из откоса выступал бетонный кессон с дорожным знаком.

Мейтланд ускорил шаги, подскакивая на мягкой земле. Как он догадался, вдоль подножия кессона шел желоб. Узкая канавка, чисто вымытая дождем от всякого мусора, вела вокруг бетонной стены ко входу в дренажный коллектор. За его чугунной решеткой в откос уходил туннель и в сотне футов дальше выходил наружу.

Мейтланд постучал костылем по решетке. Было ясно, что взломать мощную металлическую конструкцию не удастся. Он посмотрел на прутья решетки, зачем-то оценивая, достаточно ли они широко отстоят друг от друга, чтобы можно было просунуть сквозь них руки. Потом повернулся и поковылял по мусору прочь, вороша костылем сигаретные коробки.

Тащась с опущенной головой, он ощутил прилив тупой хладнокровной злобы и про себя воззвал к невидимым автомобилям над головой:

– Остановитесь!.. Ради бога, с меня уже хватит…

Не дождавшись никакого ответа, он спокойно двинулся дальше. Вокруг больной ноги ветерок кружил конфетные обертки. Мейтланд ковылял по острову, а трава качалась и кружилась у него за спиной, перекатываясь бесконечными волнами. Ее коридоры открывались и закрывались, словно пропуская в свою зеленую обитель какое-то большое настороженное существо.

Теплым полднем Мейтланд поспал в машине. На заднем сиденье рядом с ним стояла канистра с водой и новая бутылка бургундского. Он проснулся в два часа, когда водитель мусоровоза, проезжая по виадуку, несколько раз включил и выключил пневматические тормоза, вызвав резкие хлопки. Хотя от усилий при ходьбе по острову снова разболелась нога, голова оставалась ясной. Из живота к горлу стальной рукой поднялись спазмы голода, но Мейтланд спокойно сидел на заднем сиденье. Отдыхая в течение утра, он критически оценил свое положение.

Прежде всего он понял, что предположение, которое он неоднократно делал с момента прибытия на остров – якобы разбитую машину рано или поздно заметят проезжающие водители или полицейские и помощь прибудет так же неизбежно, как если бы он потерпел аварию посреди какой-нибудь пригородной однополосной дороги, – совершенно не соответствует действительности, а это просто часть целой системы утешительных иллюзий, которые он принес с собой. Учитывая особую топографию острова, его высокий травяной покров и густой кустарник, а также коллекцию разбитых автомобилей, не было никакой уверенности, что его здесь вообще когда-нибудь заметят. Принимая же во внимание обстоятельства его личной и профессиональной жизни, некогда столь удобное разделение между женой и доктором Элен Ферфакс, могла пройти по меньшей мере неделя, прежде чем у кого-то возникнут достаточные подозрения, чтобы позвонить в полицию. И даже самый сообразительный детектив, прослеживая путь Мейтланда с работы, запросто может не заметить его машину в этом море травы.