Что касается судьбы командования Белорусского военного округа, преобразованного 22 июня 1941 в Западный фронт, то после обвинений Н. С. Хрущева в адрес Сталина:

«…грозная опасность, которая нависла над нашей Родиной в первый период войны, явилась во многом результатом порочных методов руководства страной и партией со стороны самого Сталина», —

встал вопрос насчет генерала армии Дмитрия Григорьевича Павлова, командующего округом, а затем и фронтом. Как встал, так и сел. Генерала армии Павлова реабилитировали в 1957 году. Раз Сталин всё сам решал и во всем сам виноват, то причем здесь какой-то генерал?!

И сразу же, во исполнение решений 20-го съезда, К. Симонов пишет свой знаменитый роман «Живые и мертвые», и почти сразу же после выхода в свет романа начинаются съемки одноименного фильма по нему. Выслужил Костя себе должность секретаря Союза писателей. Все, кто не за страх, а за совесть исполняли решения 20-го съезда себе должностишки выслужили. И партийные деятели, и писатели со всякой прочей творческой интеллигенцией, и историки, в том числе.

В «Живых и мертвых» главный герой — политрук Синцов, ставший потом строевым офицером. Но он не главная фигура в романе. Весь роман, и фильм по нему, выстроены вокруг недорепрессированного комбрига Федора Федоровича Серпилина. И главный замысел автора на примере судьбы Серпилина и его участия в войне — Сталин репрессировал самые подготовленные командные кадры, в результате чего командование Красной Армии оказалось неспособным противостоять гитлеровскому нашествию. Недаром главных героев Симонов поместил в начальных главах на Западный фронт, туда, где сложилось особенно тяжелое положение летом 41-го года.

Еще до того, как читатель романа и зритель одноименного фильма видят Серпилина, действие разворачивается на фоне развала нашего сопротивления немецким войскам. Бардак и драп эпические. Никто никем не командует, никто ничего не знает, все бегут, но бегущих обгоняют немцы.

А когда Синцов с группой бойцов делают ноги на попутной машине, пытаясь хоть кого-то воюющим отыскать, над их головами разыгрывается трагедия в виде безнаказанного расстрела немецкими истребителями наших бомбардировщиков. Потом появляется наш одинокий «ишачок», сбивает одного немца, но и его тоже. Летчик выбрасывается с парашютом, тяжело раненный, затуманенным сознанием принимает наших бойцов и Синцова за немцев, стреляет в них из пистолета, а последний патрон — в себя. Геройская смерть.

Синцов смотрит потом его документы и узнают в этом летчике командующего авиацией округа, выведенного в романе под фамилией Козырев. А Симонов вкладывает в голову застрелившегося такие предсмертные мысли:

«Он впервые в жизни проклинал тот день и час, которым раньше гордился, когда после Халхин-Гола его вызвал сам Сталин и, произведя из полковников прямо в генерал-лейтенанты, назначил командовать истребительной авиацией целого округа.

Сейчас, перед лицом смерти, ему некому было лгать: он не умел командовать никем, кроме самого себя, и стал генералом, в сущности оставаясь старшим лейтенантом. Это подтвердилось с первого же дня войны самым ужасным образом, и не только с ним одним. Причиной таких молниеносных возвышений, как его, были безупречная храбрость и кровью заработанные ордена. Но генеральские звезды не принесли ему умения командовать тысячами людей и сотнями самолетов.

Полумертвый, изломанный, лежа на земле, не в силах двинуться с места, он сейчас впервые за последние, кружившие ему голову годы чувствовал весь трагизм происшедшего с ним и всю меру своей невольной вины человека, бегом, без оглядки взлетевшего на верхушку длинной лестницы военной службы.»

У миллионов советских людей, читавших роман (а он был и в школьной программе) и смотревших фильм (почти каждый год по телевидению его крутили) формировалось четкое отношение к тому, что произошло в Белоруссии летом 41-го года и кто в этом был виноват. Ну, а если даже у кого-то сомнения возникали — не художественный ли это вымысел, если кто-то пытался проверить это, листая мемуары и научные труды по истории ВОВ, то там он только подтверждение находил: да, вот так получилось, что у немцев командовали войсками опытные военачальники, а у нас вчерашние лейтенанты. Потому что… А кто в этом был виноват? Так Сталин же вчерашнего лейтенант назначил командовать авиацией округа! Из полковников прямо в генерал-лейтенанты! А в полковники, выходит, из старших лейтенантов?

Прототип Козырева, разумеется, командующий авиацией Западного фронта Иван Иванович Копец. Только вот в чем дело, не дожил Иван Иванович до присвоения ему звания генерал-лейтенанта, застрелился генерал-майором. В звании его повысил до генерал-лейтенанта не Сталин, а Костя Симонов. Чтобы читателю лучше зашло, насколько неподготовленными к войне были командные кадры РККА. Авиационными армиями командовали те, кому еще бы в звании старшего лейтенанта на командовании эскадрильей попрактиковаться.

В реальности, Копец не только не был генерал-лейтенантом, но и его неопытность, мягко говоря, под большущим вопросом. Родился Иван Иванович в 1908 году, к началу войны ему было всего 33 года. Да, молод. Но и советская авиация не имела еще седин почтенного возраста. Зато Копец службу начал в армии с 1927 года, закончил Качинскую школу военных пилотов, Ленинградскую военно-теоретическую школу (будущая академия имени Можайского), курсы усовершенствования командного состава при Академии имени Фрунзе. Т. е., военное образование у «старшего лейтенанта» было даже посолиднее, чем у маршалов Жукова и Рокоссовского.

А с 1936 по 1939 года воевал в Испании, да не простым летчиком, а целым командиром авиационной группы. И с командованием справлялся, хотя там была должность не старшего лейтенанта, а полковничья, как минимум. Заслужил и Красное Знамя, и Орден Ленина со Звездой Героя. После Испании — заместитель командующего ВВС Ленинградского округа. О! Уже за три года до войны он занимал должность всего на одну ступень ниже! Во время войны с финнами — командующий ВВС 8-ой армии. И второй орден Ленина получил за финскую кампанию, т. е. на уровне своей должности был, как минимум.

Так что в реальности получается с нашим «старшим лейтенантом»? А в реальности он с его военным образованием и опытом командования мог еще и фору дать почти всем генералам люфтваффе, несмотря на молодость. Но мы привыкли смотреть на всё через призму такого дерьма, которое насочиняли с подачи Хрущева советские писатели. А теперь еще попробуйте найти хоть одного советского историка, который хотя бы сомнение выразил в том, что Копец не был готов к должности командующего авиацией округа. И современного историка тоже…

* * *

Т. е., понятно, что реальное положение дел с командными кадрами Красной Армии ничего не имеет общего с тем, как оно стало преподноситься в свете решений 20-го