И, самое главное, как вовремя. Новая жена могла подарить престолу новых наследников, а род Апраксиных, к которому та принадлежала по рождению, был довольно многочислен и хваток.

— Проще говоря, Софье и так особо ничего не светило, а тут и вовсе швах наступил бы, — пробормотал я.

— Хуже того — монастырь, — хмыкнул Михеев. — Куда ее еще, такую красивую? А так все получилось лучше некуда. Софья — управительница государством, власть в ее руках, стрельцы ей в рот смотрят. Правда, мальчишки-наследники подрастают, причем один из них тот еще волчонок, но это все разрешимо, на то существуют несчастные случаи, что в свое время печально подтвердила судьба малолетнего царевича Дмитрия. И, думаю, дала бы история государства Российского некую петлю, кабы не навестили как-то ночью царские палаты несколько знающих людей. Не совсем моих предшественников, но тех же кровей. Они взялись за эту работу не из служебного долга, а скорее по семейному подряду. Но это и не столь важно, главное, дело свое знали.

— И Донна Луна исчезла при невыясненных обстоятельствах, — продолжил я за него.

— Как-то так, — подтвердил Павел. — А дальше все было просто. Без Донны под Софьей закачался престол, потом подросший Петр отправился в Троицкую лавру, а следом за тем невезучая царевна переселилась в монастырь. От судьбы не убежишь. Вот только нюанс — Донну, конечно, убили, это понятно, но семена зла остались. Как видно, кто-то из дворцовых слуг прихватил кое-какое ее добро да и схоронил его в Замоскворечье, только после то ли не успел им воспользоваться, поскольку многих ближников Софьи после ее падения втихаря удавили, то ли еще что… А оно триста лет пролежало в земле, но силу свою при этом не утратило. В этом предмете, Валера, осталась часть души Донны Луны. Она у нее и без того черной была, а уж учитывая смерть лютую, что ей выпала… Короче, почти два десятка жизней эта стерва с того света умудрилась прибрать, пока мы заколку с нужными словами не расплавили ко всем чертям. Два десятка живых и ни в чем не повинных людей умерло, причем среди них и дети имелись. Ты понял, Валера, к чему я это все тебе рассказал?

— Не дурак, сообразил, — хмуро ответил я.

— И все-таки еще раз: старое золото, особенно то, что в скверных руках побывало, обязательно притягивает к себе зло и кровь, оно самое хреновое в людских душах выискивает и на свет вытаскивает. И еще оно очень ждет, чтобы его нашли, из земного плена освободили. Обычные люди этот зов не слышат, но ты — другое дело. Клады — теперь твоя судьба, потому очень советую: десять раз подумай, прежде чем дать свободу тому, что было скрыто от людских глаз, и, возможно, неслучайно. Ты получил не только дар, но и ответственность за то, что с его помощью делать станешь. Я знаю, что про нас говорят: «цепные псы», «гончие» и так далее. Но мы никогда не тронем того, за кем нет вины, имей в виду. И наоборот — не станем жалеть того, кто своими поступками людям принес вред или чего похуже. Это наша работа, мы ее выполняем на совесть. Именно по этой причине мне совершенно не хочется в один не самый лучший для тебя день… Ну, ты же понял, чем данная фраза закончится?

— Предельно, — не стал увиливать от ответа я. — И благодарен за откровенность.

— Потому думай, что делать и с кем водить дружбу, — Павел достал из небольшой сумочки, что лежала рядом с ним, конфету. — Хочешь? Вкусная. «Озеро Рица» называется.

— Нет, — покачал головой я.

— Как знаешь, — полицейский развернул фантик и отправил шоколадную конфету в рот. — Мне все та же птичка-невеличка напела, что ты умудрился в столь краткие сроки свести знакомство с Карлом Шлюндтом. Вернее, это он успел тебя заарканить. Поверь, Валера, Шлюндт не та личность, с которой стоит иметь что-то общее. Он давно находится в поле зрения Отдела, еще с тех пор, когда наша организация еще и Отделом-то не называлась. И ему ни разу никто ничего не смог предъявить, несмотря на то что люди вокруг него мерли как мухи. Но он, что примечательно, всегда был как бы ни при чем. Теперь рядом с ним оказался ты, и смею заверить — к добру подобное приятельство тебя не приведет. Я тебе не мама и не папа, чтобы указывать, с кем общаться, а с кем нет, но все же советую прислушаться к моим словам. Это в твоих интересах в первую очередь.

Я никак не прокомментировал данную реплику, просто в силу того, что сказать было нечего. Он же прав, и я это прекрасно осознаю, мне Карл Августович с самого начала не сильно понравился. Но при этом он меня на пару со Стеллой в самом деле заарканил, что есть, то есть. Нам без него не добыть то, что нужно, и, значит, придется какое-то время играть по чужим правилам. Бесит меня это невероятно, но возможности для маневра, увы, пока нет.

— Ладно, я сказал — ты услышал, — Михеев встал с лавочки и набросил ремень сумки на плечо. — Держи мою визитку, Хранитель кладов. Если прижмет злодейка-судьба — звони. Не люблю пустых слов, потому не стану обещать, что непременно помогу. Случаи разные бывают, так что решение всегда надо принимать по ситуации. Но выслушаю непременно.

— В иных ситуациях и это немало, — я взял бумажный прямоугольник, убрал его в карман, тоже поднялся на ноги и протянул полицейскому руку. — Рад знакомству. И я вас услышал, поверьте.

— Это хорошо, — Павел пожал мою ладонь, а после похлопал меня по плечу. — Считай, первый шаг сделан. Теперь не промахнись со вторым, приятель.

— А можно спросить? — заметив, что полицейский собрался уже уходить, остановил я его вопросом, который не давал мне покоя. — Шлюндт — он вообще кто? Я вашу табель о рангах пока не знаю, но что он старикан непростой, сразу понял, хотя бы потому что нормальные люди столько не живут. Но все остальное — прямо тайна какая-то.

— Не знаю, — помолчав, ответил Михеев. — Нет, правда не знаю. Он на особом контроле у нашего шефа, только он работает с его делом, нам в эту тему соваться не велено. А в нашей конторе если сказали «нет», то, значит, нет. Но вот что могу сказать точно: он не колдун и не ведьмак, эта публика мне слишком хорошо знакома, чтобы ошибиться. Ну а про то, как заканчивали свои дни те, кто с ним