раздвижные двери. Они навели на мысль, что он оказался в метро. Почти на ощупь передвигаясь он заметил вывески магазинов и кафе.

Рана на плече стала обжигать с новой силой. Он зашел в один из магазинов с одеждой, схватил первую попавшуюся под руку рубаху, разорвал ее и наложил простую повязку.

Ваттбраслет стал издавать трескающиеся звуки. Моргание фонарика участилось.

Он вышел из магазина и последовал дальше по коридору. Скоро он пришел к выводу, что оказался в некоем подземном комплексе с розничными магазинами, кафе и ресторанами — они то и дело встречались один за другим. Кое-где он даже натыкался на мозаичные картины, смысла изображения которых было не разобрать будь даже здесь ярко как днем.

Фонарик погас. Он выругался, ударил ладонью по браслету и свет вернулся. Но явно не надолго.

Впереди послышался шорох, к нему добавился уже знакомый рык.

Только этого не хватало, успел он подумать.

Матвей забежал в ближайшее кафе, оказавшееся блинной. Краснощекий толстяк с большими глазами на вывеске зазывал внутрь, держа тарелку с золотистыми блинами, кружкой чая и миской со сметаной.

Снова завоняло сырой шерстью…

Матвей спрятался за стойкой и вдруг что-то в кармане собственной куртки. Это был отцовский нож, он совершенно про него забыл.

В этот момент стая почуяла и нашла его. Ротвейлер напал первым, но Матвей успел вовремя закрыть дверь возле его морды.

Пес взревел. Его когти скребли дверь. Удары один за другим ударялись о металлическую дверь.

Эта настырная тварь начинала раздражать не меньше, чем мерзляки.

Минуточку, подумал Матвей, если собаки как-то забрались сюда, значит выход из этого тоннеля должен быть где-то неподалеку…

Воодушевившись, он поспешил найти выход из кухни.

Он оказался в помещении для персонала. В центре стоял большой, обеденный стол с парочкой стульев. В углу покоился холодильник с магнитами в виде блинчиков. На стене висел календарь за 2060-й год. Так и не перевернутый октябрь показывал пейзаж с вулканом на полуострове Камчатка.

На мгновение Матвея стала охватывать паника из-за предположение, что он оказался в тупике. Но, к счастью, его зоркий глаз пал на дверь, заложенную коробками.

Он потратил некоторое время на разбор коробок и дернул ручку двери. Открыв ее он заметил железную лестницу ведущую вниз. В еще большую тьму.

Фонарик мигнул, отключился, и только после парочки ударов по ваттбраслету снова загорелся, освещая железную лестницу.

Иного пути нет, придеться спускаться.

Крепко держась за перила он взглядывали во мрак.

Матвей не мог похвастаться богатым воображением, но прямо сейчас, спускаясь в океан тьмы, ему мерещились чьи-то глаза, неотрывно следящие за каждым его шагом.

До сих пор он держал себя в руках, но прямо сейчас сердце заколотилось как бешеное.

Спустившись, он заметил узкий коридор с множеством труб и переплетение кабелей на стенах и потолке.

Он стал идти дальше, позволив себе, несмотря на боль в ногах, ускорить шаг. Одна только мысль о пропаже и без того плохого источника света наводнила на него страху похлеще встречи с мерзляками.

Он шел вперед, но тоннель все не кончался. Наблюдая за темным кружком впереди у него складывалось впечатление, что он играет с ним наперегонки.

Фонарик стал гаснуть как спичка. Он ускорился, почти стал бежать, и вдруг…

Его окутала тьма.

От неожиданности он упал на пол и ударился головой. На мгновение все озарила вспышка яркого света; затем она стала гаснуть и он снова оказался во власти темноты.

Лишь острая боль в затылке дала Матвею понять — он очнулся и пока еще жив. Ведь на том свете, если он и есть, боли нет. Ведь правда?

Он коснулся браслета, ударил по корпусу. Ничего. Фонарик, как и все устройство нуждалось в ремонте, а лучше и вовсе в замене. Но лучше не выкидывать его здесь, внутри еще есть довольно большое количество ватт.

Сколько он пролежал здесь без сознания? Пять минут? Час? Сутки? Эта тьма… Она все путала, мешала ему сосредоточиться, все как следует обдумать.

Затем в голову стали лезть ужасные предположения: что если остальные ушли? Не смогли отыскать его, бросили, мысленно похоронив и отправились дальше? Нет, нет, нет, Арина и Йован не бросят его, ни за что не бросят.

Или быть может?..

Едва предположив подобный исход его тело охватила дрожь.

В гробовой тишине тоннеля он слышал лишь свое взволнованное дыхание; чувствовал биением сердца, заколотившегося как было бы, покорив он горную вершину.

Мерзляки, дикие животные, холод — все это вдруг стало таким ничтожным, пшиком в сравнении с испытываемым им страхом беспомощности и одиночества.

На ладони он ощутил ласковое прикосновение холодного ветра.

Ветер…

Значит, где-то здесь есть выход наружу.

Из последних сил он встал на ноги, нащупал трубу, оперся на нее и, прихрамывая, пошел дальше.

Время превратилось в некую иллюзию. Он перестал понимать что такое секунда, минута, часы. Время теперь виделось ему тягучей, неизмеримой массой. Так длилось до тех пор пока его правая рука, которой он водил по стене для ориентации, вдруг не упала в пустоту; оттуда на него подул сильный сквозняк. Хороший знак.

Он развернулся, осторожно нащупал очередную лестницу, ведущую еще глубже, и со временем спустился в еще более широкий тоннель. Он понял это, когда уловил более объемистое эхо собственного дыхания, отражающееся от стен.

Нога коснулась чего-то долгого и продолговатого. Он наклонился и нащупал нечто холодное; рукой он стал скользить по этому все дальше и дальше, пока не догадался, что оказался на железнодорожных путях.

Метро, заключил он, значит, если я буду идти дальше, то натолкнусь на станцию. А там, глядишь, и найду выход.

Матвей почувствовал предвкушение свободы. Он вновь осмелился ускорить шаг, в надежде, что успеет добраться до команды…

…если те уже не ушли дальше

…нет! Они там, я уверен. Я им нужен. Я их собиратель. Они и шагу без меня не сделают!

…а что если прошло много времени? Ты и правда думаешь, что они будут ждать тебя? Рисковать своими жизнями? Ведь буря скоро пройдет…

…хватит!

…и здесь будет достаточно тепло, чтобы мерзляки почуяли их.

— Перестань, перестань, — успокаивал себя Матвей.

Он чувствовал как проигрывает битву с собственными отчаянием.

И вдруг впереди он увидел слабый проблеск света. А за ним ощутил на лице прикосновение холодного воздуха.

Он ускорился. Рот изогнулся в идиотской улыбке. Пару раз он спотыкнулся, больно ударившись коленями, но то была такая мелочь в сравнении с чувством освобождения от пут этой жуткой, всепоглощающей тьмы.

Это была платформа метро с широкой лестницей,